1.3.3. Русские геополитические теории XX в.: «красная стратегия», евразийство и неоевразийство

В первые годы советской власти в среде партийных и госу­дарственных руководителей распространилась троцкистская гео­политическая доктрина, основанная на идее «перманентной революции».

• Россия рассматривалась не как самоценное образование, а как «горючий материал для разжигания мирового пожара». По­нятие ответственности за судьбу страны отсутствовало, а долговременные ин­тересы российского государства игнорировались, приносились в жертву «пролетарскому интернационализму».

Практический опыт применения доктрины имел место в 1918 г. на мирных переговорах с Германией в Брест-Литовске. Выдвинутый Л.Д.Троцким (Л.Бронштейн) броский лозунг: «Ни мира, ни войны, а армию распустить» по сути был провокацией, призванной подтолкнуть кайзеровские войска к дальнейшему наступлению вглубь страны. Предполагалось, что «немецкий рабочий класс» увидит «звериный оскал империализма» и грудью встанет против буржуазии на защиту Советской республики.

Результат получился прямо противоположный: после стремительного наступления германской армии и оккупации Украины, Прибалтики и части Белоруссии мирный договор пришлось заключать на условиях неизмеримо худших, чем те, которые предлагались вначале. И только внутриполитический кризис в самой Германской империи, вызванный ее поражением в Первой мировой войне, позволил В.И.Ленину (В.И.Ульянов) денонсировать позорный для России мир.

В законченном виде свою концепцию Л.Троцкий изложил в работе «Европа и Америка» (1926). Он полагал, что в результате серии пролетарских революций будут образованы Соединенные Социалистические Штаты Европы, которые вкупе с СССР подадут пример закабаленному Востоку, а все они вместе «вырвут контрольный пакет мирового хозяйства из рук американского капитала и заложат основы федерации социалистических народов земного шара».

• По мере стабилизации буржуазных государств воинствующие радикальные настроения в большевистской партии постепенно утихали. Изменя­лось и геополитическое сознание формирующейся советской элиты. Теория «пер­манентной революции» Л.Троцкого уступила место ленинско-сталинской концепции «построения социали­зма в одной отдельно взятой стране». Интернациональная политика замещалась национально-ориентированной.

Дело в том, что после гражданской войны и интервенции Советская Россия оказалась в очень сложном положении. Для обеспечения ее целостности и безопасности требовалось ук­репить рубежи, развить сеть внутренних коммуникаций, а также военную и промышленную инфраструктуру окраин. Ситуация усугублялась тем, что страна потеряла выход к Балтике, часть российских земель оказалась аннексирована Польшей и Румынией, а Запад проявлял к РСФСР откровенную враждебность. Вследствие установления «железного занавеса» и разрыва торгово-хозяйственных связей со многими пограничными государствами Россия утратила значение «связующего транспортного моста» между Европой и Азией. Однако, Кремль сумел дать адекватный и быстрый ответ на возросшие угрозы и риски.

• Сталинская модель российской геополитики в ее полном развитии к середине XX в. стала синтезом двух традиционных русских геополитических кон­цепций: имперской - с идеей сильной государственной власти и панславистской - с представлениями о славянском Большом Пространстве.

Так, цель форсированной индустриализации заключалась не только в общем подъеме экономики, но также и в том, чтобы создать самодостаточную, прочную и независимую от внешней конъюнктуры хозяйственную систему. Великая Отечественная война показала, что это был правильный путь. В ходе промышленной модернизации было положено начало решению еще одной стержневой геополитической задачи, а именно развертыванию сети опорных культурно-экономических баз на Востоке страны.

После Второй мировой войны в ходе разработки Ялтинско-Потсдамской системы мироустройства Ста­лину удалось, с помощью дружественных правительств в сопредельных странах, геополитически структурировать новое Большое Пространство - «со­циалистическое содружество государств». Оно основывалось на двух принципах: географическом, так как охватывало Восточную Европу, и идеологическом, поскольку наднациональная вера в скорое торжество коммунизма обеспечивала внутреннюю устойчивость «соцлагеря». Претворение в жизнь сталинской доктрины упрочило безопасность страны, превратило ее в мировую сверхдержаву и позволило в кратчайшие сроки преодолеть послевоенную разруху.

К сожалению, позитивное, в целом, геополитическое содержание внешней политики СССР в большей степени зиждилось на неустойчивом фундаменте идеологических догм, а не на трезвом учете экономических и этно-психологических факторов. Традиционное пренебрежение социальной сферой, поначалу оправданное необходимостью мобилизации сил на борьбу с внешним врагом (1930-е – 1940-е гг.) и достижения военно-стратегического паритета с США (1950-е – начало 1970-х гг.), завершилось в итоге общим структурным кризисом народного хозяйства страны, ориентированного преимущественно на экстенсивное развитие.

• «Новая» советская геополитика получила название «доктрина Бре­жнева». Она исходила из биполярности мира, превращенного двумя сверхдержавами в арену своего противо­борства. Это потребовало создания военно-морских баз (опорных точек) на других континентах. В «игре на чужом поле» понадобились союзники среди стран «третьего мира», а потому любой политический лидер, заявивший о приверженности «идеалам социализма», автоматически получал поддержку СССР. Неся колоссальные и не всегда оправданные затраты в погоне за расширением силового влияния, правительство не уделяло должного внимания внутренним проблемам, которые принимали угрожающие масштабы.

Сверхцентрализованная экономика позволяла участвовать на равных в гонке вооружений, но она была невосприимчива к инновациям в других областях, ибо не обладала механизмом самонастройки, который бы предохранял ее от чрезмерных перегрузок. Всеобщий дефицит стал обыденным явлением, что на фоне «перепотребления» в западных странах склонило чашу весов в их пользу. Соревнование за более высокий «уровень жизни», как, впрочем, и битву за умы и души людей Советский Союз проиграл, а потому перестал существовать. Таким образом, предложенные большевиками принципы организации Российского Большого Пространства - идейно-политический («пролетарский интернационализм» и «социалистическое содружество») и кровнородственный («славянское единство») - в конечном итоге оказались несостоятельными.

Несколько иное видение предназначения России было у евразийцев. Движение возникло в Софии в 1921 г., когда четверо молодых российских эмигрантов — экономист П.Н.Са­вицкий, искусствовед П.П. Сувчинский, философ-священник Г.Д. Флоровский, лингвист и этнограф Н.С.Тру­бецкой - выпустили сборник статей «Исход к Востоку», который и стал манифестом движения, претендовав­шего на принципиально новый взгляд на русскую и мировую ис­торию.

В 1922 г. вышла вторая книга «На путях. Утверждение ев­разийцев», а за ней последовали три ежегодных издания под об­щим названием «Евразийский временник». В 1926 г. евразийцы систематизировали свою концепцию, основные положения которой в сжатой форме были обнародованы в 1927 г. в книге «Евразийство. Формулировка 1927 г.» В 1931 г. в Париже публикуется сборник «Тридцатые годы», в котором подводились итоги десятилетней де­ятельности движения. Всего с 1925 по 1937 г. увидели свет 12 выпусков «Евразийской хроники». Эти работы обратили на себя внимание нетрадиционным анализом затрагиваемых вопросов.

• В отличие от сла­вянофилов, Данилевского, Леонтьева и других, возлагавших свои надежды на монархическое государство, евразийцы исхо­дили из признания того факта, что царизм потерпел крах и стал достоянием истории. По их мнению, Первая мировая вой­на и русская революция открыли качественно новую эпоху, характеризующуюся не только крушением самодержавия, но и всеобъемлющим духовным кризисом романо-германской цивилизации Запада, которой евразийцы отказывали в универсализме. В отсутствие прошлого и настоящего зада­ча России виделась им в выработке модели будущего и поиске ведущих к нему путей.

Большинство евразийцев одобряли действия большевиков по сохранению и укреплению тер­риториального единства страны. Они были убеждены, что Октябрьская революция - символ не только конца старой, но и рож­дения новой русской государственности, которая нашла для себя временный идеологический фундамент в виде марксизма. Переход же к постбольшевистской России должен произойти ненасильственным способом через демократизацию Советов.

• Н.С. Трубецкой в 1922 г. допускал, что Советскому правительству и Коммунистическому интернациона­лу удастся развернуть европейскую революцию, которая будет лишь вариантом российской экспансии и имперских устремлений. Он видел неизбежным следст­вием такой экспансии взращивание и поддержку «благополучия образцовых» социалистических государств Европы «потом и кровью русского рабочего и крестьянина».

Любопытно, что образование «мировой системы социализма» во второй половине 1940-х гг. происходило почти в полном соответствии с этим прогнозом. СССР отказался от контрибуции, которую он получал с Восточной Германии, и стал оказывать ей и другим зависимым от него режимам всеобъемлющую помощь, надеясь превратить их в надежных союзников. Время показало, что эта политика себя не оправдала.

Евразийцы отводили особое место духовным, в пер­вую очередь религиозным аспектам. У них само понятие «Евразия» было призвано обозначать не просто континент или часть его в сугубо географическом понимании, а некую сакральную цивилизационную и наднациональную це­лостность, построенную на основе синтеза пространственного и социокультурного начал. Согласно этой конструкции, Россия рассматривалась в рамках координат, условно обозначаемых как Восток и Запад. Суть евразийской идеи сводилась к тому, что Россия, лежащая на стыке двух миров - Азии и Европы - представляет осо­бый «срединный» мир, объединяющий оба этих начала.

Равно отрицая и европоцентризм и славянофильство, евразийцы акцентировали в российском характере и культуре наличие туранских элементов и призывали обратиться к восточным корням России-Евразии, наследницы империи Чингисхана, особый культурный мир которой, по их мнению, определялся не только социально-географическим совоеобразием, но и православными принципами веры.Хотя ценность других христианских вероисповеданий полно­стью не отрицалась, выдвигалось условие: «существуя пока как русско-греческое, Православие хочет, чтобы весь мир сам из себя стал православным». Иноверцам предре­кались скорое разложение и гибель.

Своей эсхатологией (учением о конце мира) евразийство в методоло­гическом плане почти не отличалось от ведущих идейно-поли­тических течений того времени - фашизма и коммунизма. Различным был только выбор субъекта-мессии (спасителя). Его видели, соответственно, в русском народе, арийской нордической расе, мировом пролетариате.

• Вместе с тем, Н.С.Трубецкой пи­сал, что «национальным субстратом того государства, которое прежде называлось Российской империей, а теперь называется СССР, может быть только вся совокуп­ность народов, населяющих это государство, рассматриваемая как особая многонародная нация и в качестве таковой облада­ющая своим национализмом».

Еще четче эту позицию сформулировал Петр Николаевич Савицкий (1895-1968). Он родился на Черниговщине, в родовом имении Савищево, в семье дворянина. Закончил Петроградский политехнический институт по специальности экономист-географ. Прекрасно знал анлийский, немецкий, французский, чешский и норвежский языки, что позволило ему еще в молодости занять должность секретаря-посланника Русской миссии в Норвегии. В годы гражданской войны принял сторону «белых». В правительстве Врангеля являлся помощником секретаря Петра Стуве, министа иностранных дел этого правительства. После разгрома Врангеля Савицкий эмигрировал сначала в Болгарию, где он был редактором журнала «Русская мысль», а затем в Чехословакию. Там он заведовал кафедрой экономики в Русском Свободном университете. В 1921 г. вместе с Н.Трубецким возглавил евразийское движение. Во время оккупации Гитлером Чехословакии исполнял обязанности директора Русской гимназии и сам преподавал там. За антисоветскую деятельность был арестован советскими чекистами и осужден на 10 лет лагерей. Срок отбыл полностью. В заключении познакомился с молодым историком Л.Н.Гумилевым., который стал его учеником и последователем. После реабилитации Савицкий возвратился в Прагу, где до конца жизни работал в государственной комиссии по аграрной географии.

Исследователь считал, что евразийскую цивилизацию составляют арийско-славянская культура, тюркское кочевничество и православная традиция: именно благодаря татаро-монгольскому игу «Россия обрела геополитическую самостоятельность и сохранила свою духовную независимость от агрессивного романо-германского мира». Более того, «без та­тарщины не было бы России», утверждал он в статье «Степь и оседлость» (1922). Савицкий сравнивал наступление монголов с востока на запад с позднейшей трансконтинентальной миграцией русских в обратном направлении, но если первые были просто завоевателями, то вторые еще и колонизаторами, привносившими на освоенные земли вполне определенный и устойчивый тип хозяйства и общественных отношений. В этом движении русских и монголов исследователь усматривал некое специфическое «дерзание бессмертного», «чувствование по-особому» степей, гор, оазисов и лесов. Он считал, что в пространственно-временном континууме всемирной истории «западноевропейское ощущение моря» отчасти сродни, а отчасти антагонистично русско-монгольскому «ощущению континента».

И в вышеупомянутой, и в некоторых других работах (например, «Геополитические заметки по русской истории» 1927 г.) ученый противопоставляет «окраинно-приморские» области Старого Света – восточные (Китай), южные (Индию и Иран), и западные (Средиземноморье и Западную Европу) – «срединному миру» (Евразии), очертания которого совпадают с историческими границами Российской империи начала ХХ в. Это и есть «континент-океан», находящийся на пересечении путей из Европы в Персию, Китай, Японию и Индию. Отсюда – его связывающая и объединяющая роль. Этот «континент-океан» самобытен и самодостаточен в силу особых географических и климатических условий, базируется на уникальном союзе «леса и степи», а потому он в принципе не может ни интегрироваться, ни колонизироваться Западом.

• В теории Савицкого важнейшую роль играет концепция «месторазвития», сущность которой в диалектическом единстве социально-политической среды и той территории, где она формируется. Россия-Евразия есть сосредоточение, а точнее, взаимовыгодное и взаимообусловленное сосуществование множества различающихся по своим природным условиям, но одинаково требующих усердного возделывания географических, этнических и хозяйственных ландшафтов, обретающих целостность и завершенность только вместе и сообща.

Тем не менее, ученый полагал, что строители Великой Евразии должны руководствоваться не столько прагматическими соображениями, сколько духовно-волевым импульсом, исходящим от посвященных в геополитическую мудрость вождей. Такой порядок он называл идеократией, понимая под ним безусловное главенство религиозного начала над утилитарным. Савицкий сознательно не уточнил содержание данного термина, но дал понять, что его реализация возможна и в православной соборности, и в народной монархии, и в наднациональной диктатуре, и в партийном государстве советского типа.

Заслуживает также внимания предложенная им еще в 1919 г. в «Очерках международных отношений» внешнеполитическая доктрина для России. Основываясь на геополитическом дуализме Макиндера, она сводилась к двум принципиальным моментам: 1) обеспечению «континентальных гарантий» через разделение зон российского и немецкого влияния в Европе по линии Познань - Богемские горы – Триест с параллельным вхождением Германии в Западноевропейский таможенный союз и укреплением соседних славянских государств; 2) поддержанию «океанического равновесия» так, чтобы Англия по-прежнему оставалась «владычицей морей».

В заключение надо сказать, что русская эмигрант­ская интеллигенция в большинстве своем приняла евразийские идеи прохлад­но, если не сказать отрицательно. Среди особенно активных критиков были А.Кизеветтер, Н.А. Бердяев, И.А. Ильин, П.Н. Ми­люков, Ф.А. Степун, Г.П. Федотов. Эти мыслители не могли понять и принять призыв к борьбе против европейских элементов в русской культуре, который несомненно содержался в евразийстве.

К началу 1930-х годов движение политизируется: одни, например, Карсавин, Эфрон¹идут на идейное примирение и сотрудничество с большевиками, другие - Н.Трубецкой и Г.Флоровский - отходят от него. Показательна в этом плане позиция Флоровского, который в статье с характерным названием «Соблазн евразийства» (1928) с горечью констатировал, что «судьба евразийства - история духовной не­удачи». По его словам, на поставленные жизнью вопросы евра­зийцы «ответили призрачным кружевом соблазнительных грез. Грезы всегда соблазнительны и опасны, когда их выдают и принимают за явь. В евразийских грезах малая правда соче­тается с великим самообманом... Евразийство не удалось. Вме­сто пути проложен тупик. Он никуда не ведет».

Однако, среди тех, кто остался верен своим научным взглядам, крепло убеждение, что марксисткая утопия рано или поздно обанкротится, а потому надо стремиться найти иное обоснование единства огромной территории, временно получившей наименование СССР.

Действительно, к концу 1960-х гг. консолидирующий потенциал «самого передового учения» начал иссякать. Непопулярные силовые акции против оппозиционеров в странах Восточной Европы (Венгрия 1956 г., Чехословакия 1968 г. – наиболее известные из них), вызванный ими переход левых партий из стана союзников на сторону противников СССР в холодной войне, а также широкий общественный резонанс инспирируемого из-за рубежа диссидентства²поставили под сомнение легитимность Советского государства. Вновь обнаружилась настоятельная необходимость в научных разработках, которые бы в изменившихся социально-политических условиях и с новых методологических позиций доказывали общность исторической судьбы евразийских народов.

Прорыв в этом направлении удалось сделать историку Лву Николаевичу Гумилеву³(1919-1992), разработавшему неординарный подход к проблемам становления и развития континентальных этносов с точки зрения естественных, а не гуманитарных наук.

• Он ввел в оборот понятие «пассионарность» (от англ. рassion– страсть, пыл), означающее исключительную энергетическую заряженность отдельной личности, групп людей или целых общностей. Гумилев думал, что пассионарность есть проявление живой связи Земли с мощными излучениями Вселенной. Попадая в определенные районы или ландшафты, «космическая пыль» задавала ритмы рождения новых народов. В статье «Горе от иллюзий» утверждалось, что история человечества, в конечном счете, определяется не столько социально-экономическими интересами и сознательными решениями субъектов, сколько этнической принадлежностью, которая скрывает в себе глобальные и объективные закономерности всемирно-исторических про­цессов.

В соответствии с такой трактовкой, причины отличий одного этноса от другого заключаются не в «способе производства», «культуре» или «уровне образования», а в самом факте рождения от собственных родителей, стереотипах поведения и образе мыслей, усвоенных в детстве и используемых в дальнейшем в течение всей жизни. Иначе говоря, народ – это совокупность условных рефлексов, приобретенных в ходе адаптации к географической и социальной среде.

• Гумилев отмечал, что способности индивидов поглощать космическую энергию различны. На основе данного признака он предлагал классифицировать людей на три типа: 1) «гармоничное» большинство, способное на приемлемом уровне удовлетворить свои потребности, диктуемые инстинктом самосохра­нения; 2) пассионариев, стремящихся к идеальной цели и ведущих за собой остальных; 3) субпассионариев, не вписывающихся в общество и ориентированных на иждивенчество. Причем, в каждом этносе соотношение разных типов меняется со временем, в точном соответствии с силой и амплитудой угасания «первоначального толчка».

Нормальная пассионарность наблюдается у обывателей; повышенная – у героев, революционеров, выдающихся политиков, полководцев, ученых и т.д.; низкая присуща ворам, проституткам и прочим деклассированным элементам. От момента пассионарного взрыва до возвращения в состояние равновесия (гомеостаз) про­ходит 1200 - 1500 лет. В фазе подъема структура этниче­ской системы постоянно усложняется, из разрозненных субъек­тов (сословий) возникает единый народ. На вершине пассио­нарности создается новый социум - суперэтнос, состоящий из отдельных, близких друг другу по поведению и культуре народностей. В последующем (фаза надлома) при отсутствии второго «толчка» происходит разрушение суперэтноса из-за истощения энергетического ресурса. Этот период может длиться достаточно долго в том случае, если удается приспособить систему к ухудшающимся условиям жизни (инерционная стадия).

• Фазовые переходы - это кризисы, связанные с изменением биопсихологического настроя людей конкретной национальности или граждан какого-либо государства под действием как естественных, так и искусственных факторов. В числе первых назовем угасание импульса развития, природные катаклизмы, эпидемии, снижение рождаемости и т.д., среди вторых отметим агрессию, геноцид, моральное разложение, предательство и проч.

Возникает вопрос: возможно ли превращение человечества в единое сообщество? Гу­милев полагает, что пока существуют разные уровни пассионар­ного напряжения в уже имеющихся суперэтносах и различия в ландшафтах Земли, такое слияние ма­ловероятно и выглядит как очередной миф. Если же оно произойдет, то восторжествуют не «общечеловеческие ценности», а конкретный наиболее сильный суперэтнос, который навяжет остальным свои правила, и это будет для слабых настоящей катастрофой.

• По мнению Гу­милева, великороссы представляют особый народ тюркско-славянского происхождения, своеобразный симбиоз Леса и Сте­пи. В его основе лежит не идентичность составных частей, а взаимосвязи, цементирующие коллектив и простирающиеся на природные особенности населяемого ланд­шафта.

Как влияет то или иное место проживания на формирование этносов? Эту проблему ученый решает следующим образом: «Степные просторы... всегда были удобны для развития скотовод­ства и в Восточную Европу переселялись азиатские кочевни­ки... Они вступали в военные и хозяйственные контакты со славянами, хозяйство которых базировалось на лесных массивах. Однако кочевое хозяйство не может существовать вне связи с земледельческими, по­тому что обмен продуктами одинаково важен для обеих сторон. По­этому мы наблюдаем... постоянные примеры симбиоза».

• Гумилев выделяет три основные формы контактов между народами: сожительство, ксению и химеру. Сожительство - сочетание этносов, при котором каждый занимает свою экологическую ландшафтную нишу, способствуя взаимному обогащению и не ущемляя национального своеобразия партнеров. Такое взаимодействие увеличивает могущество страны. Ксения — сочетание, при котором один этнос - «пришелец» - инкорпорирован в тело другого, живя при этом изолированно и не нарушая «порядка в доме хозяина». Присутствие самодостаточных и неагрессивных ксений безвредно для вмещающего этноса. Но когда «пришелец» воспринимает свою изолированность как дискриминацию и начинает с ней бороться, то ксения может стать химерой, т.е. соединением несовместимого, влекущим за собой гибель одного или обоих народов вследствие «отрицательной комплиментарности» (несовместимости ценностей).

Итак, евразийство и неоевразийство выступают, в целом, как альтернативные атлантизму и мондиализму геополитические учения, имеющие точки соприкосновения и с идеей европей­ской интеграции, и с некоторыми положениями исламского «социализма». Методологическим стержнем их конструкции является признание полицентризма и взаимообусловленности входящих в мировые цивилизации суперэтнических культур.