5. Языковые сообщества

      Границы языковых сообществ, как правило, не совпадают ни с государственными границами, ни с границами расселения национальных групп, ни с границами религиозных сообществ. Существуют государства, не имеющие собственного «национального» языка. Например, в Бразилии и Аргентине говорят не «по-бразильски» и не «по-аргентински», а соответственно по-португальски и по-испански. Вместе с тем есть государства, где говорят на нескольких языках, которые все являются государственными, т. е. официальными, языками, и где существуют соответствующие языковые сообщества — более или менее сплоченно расселенные группы людей, говорящих на одном языке. В Канаде, например, есть франкоязычные («франкофонные») и англоязычные регионы, в Бельгии официально говорят по-французски, по-немецки и по-фламандски, в Швейцарии четыре государственных языка — французский, немецкий, итальянский и ретороманский. А в Южно-Африканской Республике вообще тринадцать официальных языков — английский, африкаанс (язык буров — голландцев, заселявших юг Африки в XVIII—XIX вв.) и языки африканских племен, вошедших в состав ЮАР и имеющих компактные места проживания.       Кроме того, почти во всех государствах имеются более или менее крупные языковые анклавы — ограниченные компактные сообщества, вкрапленные внутрь других, больших сообществ, где живут люди, говорящие на своем языке, не являющемся официальным государственным языком. Так, например, в США имеется огромное количество легальных и нелегальных иммигрантов из стран Латинской Америки, не знающих английского языка и образующих своего рода гетто, т. е. замкнутые пространства расселения, жители которых практически не смешиваются с окружающим населением.       Соседство языковых сообществ или смешение носителей разных языков на одной и той же территории периодически порождает более или менее острые проблемы. Особенно они обостряются в молодых государствах, учрежденных как национальные, но имеющих большие группы населения, говорящие на ином языке, чем язык «коренной» нации. Так, в странах Балтии (Литва, Латвия, Эстония) имеется большое количество русскоязычных жителей, которым для того, чтобы считаться гражданами этих стран, нужно сдать экзамен на владение государственным языком, например латышским в Латвии. Такое требование противоречит Всеобщей декларации прав человека и правовым принципам Европейского Сообщества (в частности, Европейской языковой хартии). Другой пример — Украина, где постоянно предпринимаются попытки сузить сферу употребления русского языка: переводится на украинский язык телевизионное вещание, украинский язык объявляется единственным языком судебной процедуры, запрещается ведение официальной документации на русском языке, сокращается число русскоязычных школ и т. п. И это в условиях, когда носителями русского языка является около половины населения Украины, а в оставшейся половине большинство двуязычно.       Понятно, что в этих и в других случаях гонений на язык и дискриминации по языковому признаку глубинной причиной является не сам язык, а подразумеваемые культурные и политические последствия языкового разделения. Язык — самый важный носитель культуры. Вместе с языком усваиваются обычаи, традиции, способы видения мира, привычки и модели поведения, в том числе и политического, свойственные сообществу — носителю языка. В случае русского языка центр языкового сообщества, место, где генерируются языковые смыслы, — это, конечно, Россия. Поэтому страны, не обретшие еще собственной надежной и стабильной государственности, опасаются влияния русской культуры и России вообще через посредство русского языка и стремятся это влияние уменьшить путем гонений на язык и дискриминации по языковому признаку. Это проявление комплекса неполноценности, свидетельство неуверенности в правомерности собственного государственного существования.       При этом результат оказывается прямо противоположным желаемому. Вместо того чтобы консолидировать нацию, гонения на язык и насильственное внедрение языка «коренной» нации приводят к ее внутреннему расколу по языковому и культурному, а иногда и территориальному признаку. Территории, где говорят на «некоренном» языке, начинают сильнее ощущать свою особость и свои отличия от других регионов страны. Возникает своего рода местный патриотизм, антигосударственный по своей природе. В таких условиях, если давление переходит некую границу, недалеко и до политического раскола и образования отдельного государства на базе общности носителей языка.       Конфликты на языковой почве не являются обязательными и неизбежными. Нужно только признание права граждан говорить, писать и осуществлять официальные процедуры (суды, административные процедуры) на любом языке, который традиционно применяется на территории, занимаемой данным государством. Тому есть множество достойных подражания примеров; из числа уже названных — Канада, Бельгия, Швейцария. Более того, двуязычные и многоязычные государства получают определенные преимущества по сравнению с моноязычными: они могут использовать богатство двух и более культур, а их граждане, как правило, билингвы, т. е. люди, умеющие одинаково общаться на двух языках, практически от рождения получают потенциально более широкий круг общения и больше возможностей для самореализации.       Свобода в использовании разных языков отнюдь не ведет к крушению государства. Известно библейское сказание о Вавилонской башне. Вавилоняне решили построить башню до неба. Бог, опасаясь вторжения людей в свои владения, решил им помешать и сделал это тонко — произведя смешение языков. Люди стали говорить на разных языках, перестали понимать друг друга, и башня осталась недостроенной. Но на самом деле здравый смысл граждан, не подвергающихся языковому насилию по «высшим» политическим соображениям, умеет находить выход из самых запутанных языковых головоломок.       Северный Кавказ по многообразию языков можно сравнить с числом языков, появившихся, согласно сказанию, при строительстве Вавилонской башни. В Дагестане, например, существуют языки, употребляемые только в одном ауле. Жители соседнего аула, расположенного в десятке километров, этот язык не понимают. Его употребляют только жители этого аула и только в ситуациях повседневной жизни в самом ауле (хотя, конечно, земляки могут беседовать на нем, где бы они ни находились). Если возникает необходимость взаимодействия жителей разных сел, употребляется один из общенациональных языков Дагестана, например аварский. А если речь заходит о взаимодействии людей разных национальностей, переходят на русский язык. Складывается стройная система языков, причем многие жители аула триязычны. При этом ни один из языков не умирает, каждый находит свою нишу в системах общения жителей аула. Сохраняется местный «языковой патриотизм» и обеспечивается гармоничное общение людей разных национальностей.       Языковое развитие вообще имеет свои закономерности, частично совпадающие с закономерностями глобализации. В мире сегодня существует около 7 тыс. живых языков. Это, конечно, условная цифра, потому что очень трудно провести различие между самостоятельными языками и диалектами одного и того же языка, между языком, который еще жив, т. е. является орудием практического общения, и языком, который уже умер. Есть языки, на которых говорят несколько сотен или даже десятков людей, есть языки, на которых говорят миллиарды людей.

      Самые распространенные сегодня языки на планете — это английский и китайский (на каждом из них говорит примерно 1 млрд человек), затем следует хинди (немного более 0,5 млрд), испанский (немного менее 0,5 млрд), арабский (300 млн) и русский (270 млн человек).

      Столь значительное влияние английского языка, несмотря на то что довольно малое число жителей планеты считают его родным, обусловлено, во-первых, тем, что он стал государственным языком в странах, бывших некогда английскими колониями (Канада, США, Индия, Австралия и др.), а во-вторых, тем, что в ходе глобализации он превратился в язык межнационального общения. Глобализация, как показано в предыдущих главах, — это прежде всего повсеместное распространение технологий (промышленных, сельскохозяйственных, экономических, политических и т. д.) и связанных с ними моделей поведения и предметов материальной культуры. Языковая среда, в которой возникали технологии, в основном англоязычная. Овладение этими технологиями, как правило, предполагает знание английского языка. Например, в Интернете английский язык безусловно лидирует: 36% пользователей Интернета общаются на английском против примерно 10% пользователей с китайским языком. Поэтому именно английский язык считается языком глобализации.       В то же время повсеместное проникновение английского языка вызывает стремление к поддержанию и сохранению языков, имеющих локальное распространение. Мероприятия, проводимые правительствами разных государств в области регулирования языковых отношений, носят название языковой политики. От того, в какой мере государству удается найти методы гармоничного сочетания интересов разных языковых сообществ внутри и вне национальных границ, в значительной мере зависит стабильность внутри государства, самобытность его национального существования и успех его полноправного вхождения в мировое сообщество.