Восстание Степана Разина (1670-1671 гг. )

Тема Разинского восстания - крупнейшего народного движения России XVII в. всегда вызывала большой интерес у исследователей истории нашей страны эпохи раннего средневековья. Неудивительно, что и сейчас, когда в отечественной историографии произошел пересмотр господствовавших в недавнем прошлом концепций, к ней обращаются историки. Социально-психологические и многие другие вопросы, связанные с восстанием, в свое время нашли отражение в работах В.И.Буганова и А.Н.Сахарова, до сих пор сохраняющих приоритетные позиции. В. М. Соловьев оценивал Разинское восстание в качестве «русского бунта». Считая разинское движение «русским бунтом», он не отказывается от оценки происходивших при Степане Разине событий как восстания, а на определенной стадии их развития - как крестьянской войны. В своих трудах он раскрыл сложную диалектическую сущность событий 1667 - 1671гг. В историческом контексте, они предстают как причудливый сплав разномерных и разнопорядковых стихийных проявлений, в которых различимы, одновременно, и черты бессмысленного и беспощадного бунта, и слепого мятежа, и все признаки огромного народного восстания, и характеристики так называемой крестьянской войны, и многое другое (от чисто казачьего движения, направленного против этатизма - диктата государства, до национально-освободительных, религиозных выступлений). Наконец, в этих событиях мощно дают знать о себе авантюристические начала (мистификация с лжецаревичем Алексеем и мнимым патриархом Никоном и т. п.) и банальный разбой, уголовщина (погромы, грабежи). Все это не отделено одно от другого, а сосуществует, тесно переплетается, а нередко и сталкивается между собой в силу глубинных внутренних противоречий, заложенных в самой природе разинщины - крайне пестрого, запутанного и весьма разношерстного по составу участников феномена.

Соловьев противопоставляет историческую реальность, воссозданную по источникам, мифам о разинском времени, о Разинском восстании и о самом его предводителе. Один из укоренившихся в массовом сознании мифов - XVII век, когда будто бы господствовали старые добрые русские нравы, всеобщее довольство и благоденствие. Собрав большой фактический материал, В. М. Соловьев показал обратное - насколько тяжелой была участь людей из разных слоев русского общества и, особенно из его низов (малоимущей части посада, крестьян и холопов), насколько сильно было всевластие близких к царю людей и произвол администрации на местах. Особое внимание обращено на Соборное уложение и на последствия его принятия для страны. Подчеркивая, что его принятие ускорилось, как рядом крупных городских восстаний в России, так и революцией в Англии, которая произвела большое впечатление на правящие круги всех европейских стран, Соловьев увидел в Соборном уложении «по существу усмирительную узду на народ» а в установлении бессрочного сыска беглых - его «центр тяжести» и «главный социальный смысл». Разбор содержания Уложения позволил историку показать, почему Разинское восстание, начатое донскими казаками, переросло в массовое народное движение общественного протеста, охватившее значительную часть государства.

Другой миф - о безграничной доброте «тишайшего» царя Алексея Михайловича. Отчасти, возможно, он навеян вырванными из контекста словами В.О.Ключевского, что этот царь - «добрейший человек, славная русская душа». При этом В.О.Ключевский отмечал, однако сложность и противоречивость натуры царя, который ни в чем не был «выше грубейшего из подданных», - характеристика, которая нередко не принимается во внимание. Соловьев привел несколько ярких и убедительных фактов, показывающих этого государя как тирана.

Третий миф - об оторванности донских казаков, среди которых началось Разинское восстание, от населения городов и уездов Центральной России, от крестьян и посадских, от мелких служилых людей. Следует признать, что для такого мифа имеются определенные основания. Связаны они с существенными особенностями, которые имело казачье сообщество по сравнению с населением внутренней России в образе жизни и в быту, в менталитете и в культуре. Но при всем этом донцы в XVII в. имели родственников на Руси. Они нередко приезжали к ним и жили у них, а у себя принимали людей, приезжавших на время из центра страны. Таких людей они брали с собой в боевые походы, давали им при «дуване» причитавшуюся им часть добычи, а некоторые из них даже защищали Азов во время осадного сидения 1641г. Для Соловьева характерен исключительно взвешенный подход к разрешению очень непростого вопроса о том, насколько связан был Дон с внутренней Россией. Он сумел подчеркнуть самобытность и обособленность казачества и в то же время его тесную связь с населением Центральной России. Проявление такой связи историк усматривает в ходе самого Разинского восстания.

В настоящее время получил распространение взгляд на крупнейшие народные выступления в России XVII-XVIII вв., в том числе и на Разинское восстание, как на восстания окраин против центральной власти. Его сторонники, М.М.Сокольский и Г.Г.Нольте, указывают на наличие серьезных противоречий между центром и окраинами. При этом, по мнению Г.Г.Нольте, стремление их населения - обеспечить большее самоопределение регионов, было важным требованием нового времени, поскольку это могло способствовать ускоренному их развитию. По мнению Соловьева, такие противоречия и в самом деле являются одной из важнейших причин Разинского восстания. Так, он отмечает, что у донских казаков имелись "свои причины для недовольства, свои счеты с правительством». Их не устраивало, что постепенно «Дон попадал во все большую зависимость от Российского государства». Опасность потери вольницы «оборачивалась яростным сопротивлением» казаков, которое вылилось, в конечном счете, в Разинское восстание. Особые причины видит историк и для выступления населения такой своеобразной окраины, как Астрахань, с ее развитой торговлей. Астраханцы надеялись с помощью Разина избавиться от налогов и вымогательств, наладить собственную торговлю и поживиться за счет чужого добра.

Вместе с тем, Соловьев не разделяет мнения, согласно которому Разинское движение - лишь восстание «простонародья внутренних российских окраин». Если считать окраинами страны те территории, которые располагались к югу и к востоку от засечной черты, а внутренние уезды - к северу и к западу от нее, то осенью 1670г. восстание распространилось во внутренние уезды вплоть до Унжи и Ветлуги, Макарьева Желтоводского монастыря и Арзамаса. Соловьев подсчитал, что «зона крестьянской войны» включала 110 городов, а стремления и чаяния ее участников, как в центральной части страны, так и за ее пределами были во многом сходны. Есть основания говорить о выступлении окраин в период Разинского восстания, но едва ли верно было бы сводить восстание только к этому (впрочем, так же, как и только к крестьянской войне). Более близким к истине является взгляд на Разинское восстание и подобные ему народные движения как на «сложное и пестрое явление», которое невозможно ограничивать «сугубо классовыми рамками».

Однако народные движения не только сложные, но и глубоко противоречивые исторические явления. Противоречия Разинского восстания Соловьев подчеркивал неоднократно. Особый интерес представляет то, как он осветил противоречия между чаяниями народа, поддерживавшего Разина, и реальными результатами временной победы разинцев в отдельных регионах страны и в первую очередь в Астрахани, где повстанцы держались дольше всего. Вместо воеводской власти астраханский посад оказался под властью разинских атаманов, а поборы и произвол воевод и приказных людей сменились установлением принудительного равенства, внедрением «военизированного управления» и диктатом «городской голи».

Если продолжить начатый историком сопоставительный ряд, то несомненный интерес должно представить сравнение того, к чему стремились сами инициаторы и застрельщики восстания, донские казаки, и того, что они реально получили от Разина. Движение, поднятое в защиту традиций донской вольной жизни и казачьей демократии, обернулось попранием вольности. Это проявилось и в организации разинцев в особое войско, что представляло собой покушение на традиционное общевойсковое единство на Дону, и казачье братство, и убийство на круге 12 апреля 1670г. царского посланника Г.Евдокамова, вопреки воле войска Донского и нормам войскового права, и в неоднократных угрозах Степана Разина и его атаманов по адресу старшин и казаков в Черкасском городке. Так вместо вольности и войсковой демократии казаки-разинцы установили на Дону свое, по существу, неограниченное всевластие. Во многом благодаря этому к весне 1671г. у Разина оказалось много противников среди донского казачества. По-видимому, несоответствие между чаяниями, надеждами, устремлениями участников народных движений в России и результатами этих движений является исторической закономерностью. Интерес вызывает поставленный Соловьевым вопрос - что могло бы ждать страну в случае «успешного исхода» Разинского восстания? Возможность осуществления такой исторической альтернативы историк обосновывал, во-первых, тем, что известны случаи, когда крестьянские войны побеждали (Норвегия, Китай, Украина при Богдане Хмельницком), и, во-вторых, тем, что Разин мог бы и не задерживаться у Симбирска и повести свое войско «не сворачивая и не мешкая... через земледельческие районы с крестьянским населением на Москву». Однако, на естественно возникающий вслед за этим вопрос - что было бы дальше? - Соловьев так и не ответил. По его мнению, мешает дать ответ «отсутствие четких определенных целей и установок борьбы у повстанцев и вообще крайняя противоречивость их целей». Единственное, что совершенно ясно историку - это беспочвенность и утопичность упований на «всенародный бунт» как на рывок «в мир просвещенной демократической свободы и цивилизованных отношений».

Соловьев, безусловно, прав, когда не пытается уточнить и конкретизировать картину жизни страны в случае захвата власти разинцами и ограничивается лишь общим указанием на негативные последствия такого исхода восстания. Вместе с тем трудно согласиться с историком относительно возможности военного успеха разинцев. По-видимому, Соловьев все-таки недооценил силу государства и степень его превосходства над восставшими. Разин не мог отказаться от борьбы за Симбирск и идти напрямую к Москве. Это было связано с особенностями военно-стратегического мышления донских казаков, традиционно придававших исключительно важное значение водному пути и с особенностями боевой тактики во всех крупнейших народных движениях в России XVII - XVIII вв., типичной чертой которой было стремление к овладению крупными укрепленными городами. Да и вообще Москва была слишком крепким орешком для повстанцев. Даже в период Смуты, когда государство было ослаблено, ее не смог взять Иван Болотников. Таким образом, Разин едва ли мог рассчитывать на военную победу. Тем не менее, вопрос об альтернативном варианте исхода восстания представляет несомненный интерес. Поиски ответа на него позволяют глубже уяснить характер происходивших при Разине событий и самую сущность народных восстаний в России.

Весьма интересна такая важная проблема, как влияние Разинского восстания на политику русского правительства после его подавления. Власти многое делали для того, чтобы не допустить повторения чего-либо подобного. Бросается, однако, в глаза весьма малая эффективность принимавшихся мер: бунты в России вплоть до Булавинского восстания следовали, по существу, непрерывной чередой. Постановка и решение вопроса о причинах неспособности верхов русского общества найти эффективные механизмы противодействия распространенному в народе бунтарскому духу, позволит не только глубже уяснить характер и особенности развития страны в конце XVII - XVIII в., но, возможно, прольет новый свет на историческую трагедию России новейшего времени.

В целом В. М. Соловьев сделал ценный вклад в изучение истории Разинского движения. Ему удалось показать восстание под предводительством С. Разина как явление очень непростое, которому невозможно дать однозначную оценку.