Предпосылки для трансформации политических режимов в восточноевропейских cтранах

Ситуация на востоке Европы политико-психологически в первые послевоенные годы мало отличалась от обстановки на западе. После пяти-шести лет диктата и насилий всюду общественные настроения были пропитаны страхом. К нему добавлялось ощущение усталости  как от безжалостного рыночного капитализма, ставшего в понимании рядового европейца причиной кризиса межвоенных лет, так и от «неудавшейся демократии», которая не смогла от этого кризиса защитить. Разочарование в парламентско-республиканских формах правления было частью психологического наследия кризиса 1929 – 1933 гг., выход из которого в 30-х годах все страны нашли на пути усиления исполнительной власти.

За исключением Чехословакии доверия к демократическим институтам в Восточной Европе не испытывали ни в одной стране. В Польше режим, существовавший накануне мировой войны и выросший из диктатуры Юзефа Пилсудского, ни по каким критериям не был либеральным, да и интеллигенция в этой стране не успела, в сущности, сформироваться. В Румынии между войнами правили консерваторы, которые в 40-х годах на удивление легко согласились сотрудничать с гитлеровцами. Правда, в Румынии и Венгрии, в 20-30-х годах имелись зачатки многопартийности, политические партии были прочно встроены в местные диктатуры, являлись их частями. Не было демократии ни в Болгарии, ни в Югославии, где власть принадлежала аристократии и консервативной бюрократии. В восприятии восточноевропейцев известные им виды политического устройства были дискредитированы, а понятные и привлекательные образцы правления, к созданию которых стоило бы стремиться, отсутствовали. При этом разочарование в старых государственных институтах сохранялось на фоне ожиданий перемен, в том числе – социальных.

Советский опыт не казался жителям Восточной Европы идеальным. Но он производил впечатление. О сталинских репрессиях 30-х годов знали мало, и советский режим казался лучше фашистского: по крайней мере, он ориентировался на вовлечение граждан в государственную систему – в отличие от нацизма, который строился на дискриминации и исключении из общества то одной, то другой категории граждан. СССР не был знамением светлого будущего, но он казался символом ухода от кошмарного прошлого.

В Советском Союзе, в лесах Прибалтики скрывались «лесные братья» – отряды противников присоединения прибалтийских стран к Советскому Союзу, которые периодически нападали на части Советской Армии. На Западной Украине до 1947 г. продолжали противостоять советской власти не ушедшие вместе с гитлеровцами отряды Украинской повстанческой армии под руководством западноукраинского националиста С.А.Бандеры.

Тем поразительней, что за пределами СССР население не обнаруживало признаков намерения сопротивляться советскому присутствию и натиску местных левых. К примеру, в одной только Польше число противников коммунизма должно было составлять, по западным оценкам, не менее 100 тыс. человек. Но оказалось, что для их нейтрализации польскому коммунистическому правительству достаточно провести всего две амнистии (1947 г.), после которых о несогласных на несколько лет просто забыли.  

Настроения против местных коллаборационистов – «благоразумных обывателей», терпевших нацистов во время войны ради сохранения своего имущества, – были сильнее опасений в отношении коммунистов. При этом в либеральных и католических кругах восточноевропейских стран надеялись на «недолговечность новой власти» и «скорое начало третьей мировой войны». Ожидая ее, умеренные пассивно наблюдатели за событиями. В бедных слоях, напротив, проявлялись признаки активности и жажды перемен. Коммунисты привлекали энергией и целеустремленностью на фоне вялости центристов. Новые полулевые и левые режимы завоевывали поддержку масс. В странах Восточной Европы стали формироваться военизированные отряды местных коммунистов. Простые граждане охотно шли в формирования полиции и новые национальные вооруженные силы.