Геостратегическая политика сша.

Конец “холодной войны” поставил на повестку дня вопрос о новой конфигурации геополитических сил, призванной заменить биполярную структуру мирового порядка.

Очевидно, что с распадом СССР — подрывом одного из полю­сов двухполюсного мира — со всей настоятельностью выдвигает­ся вопрос о том, какую именно форму примет конфигурация ге­ополитических сил в мировом сообществе. Поскольку речь идет об уходе с авансцены одной из двух сверхдержав, то напрашива­ется вывод о единополярном мировом порядке, где в гордом оди­ночестве господствует одна единственная сверхдержава — США.

Однако с окончанием “холодной войны” и биполярного миропорядка существенно меняется геополитиче­ский статус не только России, но и США, геополитический и ге­оэкономический контекст отношений этой страны с ведущими странами и регионами мира.

Привычные мерки, вполне нормальные для геополитических реальностей периода “холодной войны”, не подходят к новым ус­ловиям. И для России непригодны те мерки, которые применя­лись для единой советской империи, частью которой она была. Новые ре­альности требуют адекватного их содержанию и характеру нового осмысления, поисков новых ориентиров, установок, ориента­ции. Каждому государству, в том числе и России, и США, при­дется искать место и роль, соответствующие их новому положе­нию в мировом геополитическом пространстве, сформулировать новую повестку дня и новые цели, заново определить свои ин­тересы в области национальной безопасности. Однако приходится констатировать, что в создавшихся условиях, как на Западе, так и на Востоке еще не выработали ориентиров, адекватных ситуации.

Обращает на себя внимание неоднозначность позиций поли­тических руководителей, интеллектуальной элиты и внешнепо­литического истеблишмента Америки по данному вопросу. С одной стороны, очевидно осознание этими кругами того, что в формирующемся многополюсном мировом порядке США уже не способны играть роль единственной сверхдержавы, призванной единолично определять положение в мире. С другой –  раздаются голоса, требующие принять срочные меры, чтобы закрепить за США лидирующие позиции и статус единственной сверхдержавы в однополярном мире. Так, бывший президент США Дж. Буш (старший) по мере распада СССР не переставал повторять, что “и сегодня в бы­стро меняющемся мире лидерство Америки незаменимо”. Многие американские политики и теоретики склонны видеть в создавшейся ситуации шанс на установление слегка подправ­ленного варианта старого Рах Americana.

Однако следует иметь в виду, что само выражение Рах Americana, пущенное в обиход газетным магнатом Г. Льюсом в разгар Второй мировой войны, было ско­рее журналистской метафорой, нежели зеркальным отражени­ем реального положения в послевоенном мире. Бесспорно, что Амери­ка вышла из Второй мировой войны самой могущественной экономической и военно-политической державой. Важнейшие со­ставляющие и параметры этого могущества общеизвестны.

Но необходимо отметить, что если вообще говорить о Рах Americana как о сколько-нибудь ре­альном феномене, то его можно применять, причем с определен­ными оговорками, в отношении сравнительно короткого перио­да, охватывавшего примерно полтора-два десятилетия после Второй мировой войны. Об американской гегемонии, в строгом смыс­ле как о реальности, можно было бы говорить лишь в том слу­чае, если бы Америка действительно единолично вершила судь­бы всех стран и народов земного шара.

На глобальном уровне США, как уже отмечалось, приходи­лось считаться с существованием другой сверхдержавы, которая не допускала в зону своего влияния какого бы то ни было посто­роннего вмешательства. В этом плане Рах Americana по меньшей мере разделял пространство и власть с Рах Sovietica. Поэтому ми­ропорядок и назывался биполярным, или двухполюсным.

Эти и другие факты свидетельствуют о том, что в последние десятилетия возможности США единолично контро­лировать события в мире все больше уменьшаются. Этот момент приобрел особую актуальность с окончанием “холодной войны”. Конечно, США и сегодня остается мощнейшей экономической и во­енно-политической державой мира, таковой она останется и в обо­зримом будущем.

Касаясь вопроса о лидирующей роли Америки, необходимо учесть следующее обстоятельство. Идея об американском лидерстве формировалась и реализовывалась в специфических усло­виях евроцентристского (или, точнее, евроамериканоцентристского) мира. США с самого начала были одновременно и ре­зультатом, и инструментом, и мощным стимулятором расширения и утверждения западной рационалистической цивилизации. Бо­лее того, возглавив ее, они вобрали в себя и довели до логического завершения важнейшие системообразующие ком­поненты, ценности, нормы и мировоззренческие установки этой цивилизации.

Не случайно, что для многих поколений людей во всех угол­ках земного шара Америка служила притягательным маяком, указывающим путь к освобождению от материальных тягот и политической несвободы. Постепенно сформировалась идея об особой миссии, “предназначении судьбы” (manifest destiny) Америки, главное содержание кото­рой состояло в обещании свободы, демократии, материального достатка и т.д. не только самим американцам, но и представи­телям других народов в самых отдаленных уголках земного ша­ра, если только они согласны принять американские ценности. Сама мысль о том, что Америка рано или поздно может разде­лить судьбу прежних великих держав и стать равной среди дру­гих наций, для нее была неприемлема.

В течение длительного периода времени Америка более или менее ус­пешно выполняла эту миссию. Однако, как и всякая идея в форме то ли идеала, то ли миссии, американская идея также име­ет свои периоды восхождения и апогея, по­сле прохождения которых она не может не клониться к закату. Таким апогеем для нее стал период “холодной войны”.

В биполярном мире США приобрели значимость своего рода фирменного знака качества западного мира. Более того, в усло­виях непрекращавшейся военно-политической конфронтации, не раз достигавшей грани перехода в горячую войну, знаменитая статуя свободы в Нью-Йоркской гавани служила как бы симво­лом свободного мира. Чем плотнее сгущались тучи в период “холодной вой­ны” на небосклоне двухполюсного мира, тем ярче становилось си­яние этого символа.

Следует также отметить, что в реальностях широкомасштабных идеологического и системного конфликтов, ставших одними из осевых компонентов биполярности, американская идея и амери­канская миссия приобрели новые параметры. Почти все важней­шие их составляющие были переосмыслены и переориентирова­ны через призму антисоветизма и антикоммунизма.

Известный обозреватель Н. Орнстайн писал: “Победа, одержанная в “холодной войне”, означала, что движущее чувст­во цели, которое пронизывало американское общество и поли­тику, начиная с конца 40-х годов, внезапно исчезло, оставляя на своем месте вакуум и неопределенность”. И действительно, в течение почти полувека антикоммунизм служил в качестве осе­вой установки не только во внешнеполитической стратегии Ва­шингтона, но и в сфере внутриполитической борьбы.

Антикоммунизм представлял собой нечто большее, чем про­сто ответную реакцию на угрозу извне. В глазах американцев он превратился в такую же многоплановую и системообразующую ценность, как, например, идея американской исключительнос­ти. Как ценность и установка антикоммунизм имел негативный аспект — в смысле противостояния общему врагу, и позитивный — в смысле утверждения собственно американских ценностей сво­боды и демократии, противопоставляемых ценностям комму­низма. Он служил стимулирующим, мобилизующим фактором консолидации.

Исчезновение антикоммунизма лишило американцев одного из важнейших стимулов, формировавших чувство об­щей цели, как в негативном, так и позитивном плане. Если Америка перестанет быть защитницей свободы в борьбе с тота­литаризмом то, что будет с идей американской миссии и особой ролью в мировой истории? Очевидно, что это затруднило для Аме­рики достижение согласия среди ее союзников относительно об­щих целей, выявление стимулов к самодисциплине и т.д. Фак­том остается то, что при отсутствии неудачной советской модели недостатки американской модели и самой американской идеи об­наруживаются с большей очевидностью.

Неопределенность и дезориентированность, наметившуюся в идейно-политической и идеологической сфе­рах, часть американ­цев попытается компенсировать поисками нового достойного их “главного противника”, способного заменить в этом качестве рас­павшийся Советский Союз. Какая именно страна или группа стран может или способна быть выдвинутой на такую роль? Для многих — это Япония. Не случайно, по-видимому, антияпонская риторика присутствовала у ряда политических деятелей во время президентской предвыборной кампании 1992 г. Эта риторика находила живой отклик среди значительной части населения США. В связи с этим интерес представляют материалы слушаний в Сенате США в феврале 1997 г. на тему: “Настоящие и будущие угрозы национальной безопасности Соединенных Штатов”. На слушани­ях выступили директор ЦРУ Дж. Тенет, директор военной раз­ведки США П. Хьюз и руководитель бюро разведки и исследова­ний госдепартамента Т. Гати.

Красной нитью в их выступлениях проходила мысль о многочисленных угрозах безопасности США, исходящих из различных регионов земного шара. Это угрозы, связанные с продолжающейся трансформацией России и Китая; политикой Северной Кореи, Ирана и Ирака, якобы подрывающих стабиль­ность международного сообщества; транснациональными пробле­мами такими, как терроризм, распространение оружия массово­го уничтожения; “горячими точками” на Ближнем Востоке, в Южной Азии, на Эгейском море и в других регионах; “гумани­тарными катастрофами” типа гражданских войн, межэтничес­ких конфликтов, эпидемий, голода и т.д. Вероятно, с 11 сентября 2001 г. главным противником США стал международный терроризм.

Конец биполярного мира и исчезновение одного из сверхдер­жавных полюсов совсем не означает пришествия однополярного мира, управляемого одной единственной сверхдержавой в лице Соединенных Штатов. Скорее речь идет о фактическом исчезновении самого феномена сверхдержавности с мировой экономической и геополитической авансце­ны в традиционном его понимании. Можно сказать, что советская империя увлекла с собой в “архив истории” не только коммунис­тическую идею, но вместе с ней, возможно, и еще одну идею — идею Рах Americana.