3. От географического детерминизма к концепциям геополитики (1ш. Монтескьё, ф. Ратцель, X. Маккиндер, а. Мэхэн, р. Челлен, к. Хаусхофер)

В советское время геополитика, как научное направление, отсутствовала в отечественных исследованиях и о ней говорилось в основном с критической точки зрения. Разрушение Советского Союза и возникновение во многих частях его бывшей территории проблем границ, национально-этнические конфликты и острые проявления дезинтеграционных процессов выдвинули геополитику на первый план в научных и политических дискуссиях в России. В 1993 г. в Институте мировой экономики и международных отношений РАН опубликован под редакцией академика АЕН Э. А. Позднякова сборник статей "Геополитика: теория и практика", ставший, пожалуй, первым существенным вкладом в развитие отечественной геополитики как самостоятельной учебной и научной дисциплины¹⁴¹. Ее история восходит к XIX в., а предыстория насчитывает многие века.

Еще в античности географы, историки, философы рассуждали о влиянии географической среды на судьбы народов. Геродот, Платон и Аристотель, Страбон и Цицерон писали в своих сочинениях о значении пространства, климата, рельефа суши в социальном и политическом устройстве античною мира. На заре Нового времени Н. Макиавелли утверждал, что одной из непременных характеристик государства является естественная тенденция к расширению его территории. В век Просвещения а работе "О духе законов" (1748) Ш. Монтескьё (1689-1755) придал географии и природе значение фактора, предопределяющего форму правления и особенность государственных законов. Например, он говорил, что равнинные пространства благоприятствовали формированию восточных деспотий, а горный рельеф - сохранению свободолюбивого духа народов, подобно тому, как разница в качестве почв будто бы предопределила различие между политическими устройствами афинской демократии и аристократической Спарты. Ш. Монтескьё часто приписывается авторство идей географического детерминизма, т.е. определяющего влияния географии на историю и политику, которые широко распространились в Европе в прошлом столетии. На их основе в конце XIX - начале XX столетия в Германии и в англосаксонском мире сформировалось качественно новое направление - теории геополитики, непосредственно касавшиеся международных отношений. Их возникновение на рубеже XIX-XX столетий в этих странах не было случайным: впервые в истории человечества практически вся планета оказалась поделенной на сферы влияния и колонии между несколькими сильнейшими державами. Неотвратимо надвигалась мировая война. Объединенная канцлером Бисмарком Германия быстро набирала экономическую и военную мощь. В результате прежний раздел мира на колонии входил в противоречие с новым складывавшимся балансом сил держав. Именно в этот период в Германии зарождалась доктрина "жизненного пространства".

Наиболее известным ее представителем стал географ Фридрих Ратцель (1844-1904), с именем которого и связано формирование в русле традиций географического детерминизма нового направления - "политической географии". Именно так называлось одно их двух основных сочинений Ф. Ратцеля, впервые опубликованное в 1897 г. Как и Т. Гоббс, немецкий географ уподоблял государство живому существу, развитие которого, подобно всякому биологическому организму, обусловлено средой. "Биогеография понимает государство как форму распространения жизни на земной поверхности. Государство испытывает те же воздействия, что и всякая жизнедеятельность... Беспрерывные изменения государств свидетельствуют о их жизни. Границы являются не чем иным, как выражением органического и неорганического движения; элементарные государственные образования, очевидно, имеют структуру клеточной ткани"¹⁴², - писал он. Ф. Ратцель прежде всего выделял понятие пространства, которое, с его точки зрения, является не только географическим, но и политическим понятием, составляет политическую силу государства. Всякое государство, доказывал он, просто неизбежно находится в состоянии борьбы с внешним миром, чтобы защитить свое пространство. А всякое прочно созданное государство стремится к расширению своего пространства либо ради приобретения природных ресурсов, либо с целью большей безопасности.

По Ф. Ратцелю, пространственный рост государства подчиняется действию некоторых основных законов. Он утверждал, что государственное пространство расширяется по мере развития культуры, что большие государства "естественно" растут за счет поглощения малых, что наиболее сильные государства присоединяют к своей территории наиболее ценные земли и такие географические элементы, как прибрежные зоны, реки, богатые природные ресурсы. Государства, полагал Ф. Ратцель, стремятся к приращению занимаемого ими пространства по мере прироста народонаселения. Великая держава, по его подсчетам, должна располагать территорией примерно не менее 5 млн. кв. км.¹⁴³. Считая, что государство тяготеет к так называемому "естественно замкнутому пространству", ограниченному пределами континента, он признавал закономерными и естественными войны, возникающие в результате пространственного роста государств. Большие пространства, полагал он, обеспечивают большую жизнеспособность государств. Ратцель предвидел, что в будущем несколько стран, занимающих крупные территории в масштабах континентов, будут определять судьбы мира. Он также предвидел в ней особую роль бассейна Тихого океана, названного им "океаном будущего".

Одновременно с Ф. Ратцелем своеобразную концепцию высказал английский географ Хальфорд Маккиндер (1861-1947). Впервые он изложил ее в лекции, прочитанной в 1904 г. в Британском королевском географическом обществе и называвшейся "Географический центр истории" (или "Географическая ось истории''). Вкратце его схема, которую он впоследствии развивал и дополнял, сводилась к следующему.

Наиболее обширное сухопутное пространство планеты состоит из Европы, Азии, Африки, соединенных между собой и образующих Мировой остров (World Island). На этом пространстве и творилась мировая история, захватив затем в свою сферу Америку, Австралию, Океанию и другие острова. Внутри Мирового острова расположена Сердцевинная земля, или по-английски Хартленд (Heartland), простирающаяся с запада на восток от Европы до Сибири и Монголии и с севера на юг от арктического побережья до пустынь Средней Азии и Тибета.

Очевидно, что Хартленд включает в себя наиболее протяженные на планете и плодородные равнины Евразии, господство над которыми может открыть путь к господству над Мировым островом, а значит, и к мировому господству. Э. А. Поздняков, проанализировавший геополитическую модель X. Маккиндера и ее эволюцию, высказал мнение, что британский географ и геополитик так и не определил четко западные границы Хартленда, заметив попутно, что сам этот термин был впервые введен даже не Маккиндером, а его соотечественником, тоже географом Фэргривом в 1915 г. - в эпоху, когда разразился мировой конфликт между сильнейшими европейскими державами, в частности, между Великобританией и Германией”¹⁴⁴.

X. Маккиндер сформулировал ставший впоследствии наиболее известным из всей его концепции триединый вывод: "Кто правит Восточной Европой, господствует над Хартлендом; кто правит Хартлендом, господствует над Мировым островом; кто правит Мировым островом, господствует над миром".

Очевидно, что основную часть Хартленда занимает Россия, и это ее стратегическое положение на Мировом острове предопределяет особую ее политическую судьбу. С точки же зрения X. Маккиндера, обеспокоенного угрозой Великобритании со стороны прежде всего Германии, но также и со стороны России, соседствовавшей с британской Индией, нельзя было допускать немецкого продвижения на Восток и тем более какого-либо соединения Германии и России.

Если X. Маккиндер исходил из идеи, что мировая гегемония предопределяется господством над континентальными пространствами, некоторые теоретики конца XIX - начала XX веков полагали, что путь к ней пролегает через усиление морской мощи.

Наиболее известным теоретиком морской мощи стал капитан военно-морского флота США, затем адмирал Альфред Мэхэн (1840-1914), изложивший свои взгляды в книгах "Влияние морской мощи на историю. 1660-1783", опубликованной в 1890г., и "Морская мощь и ее роль в войне 1812 г." (1905). Разумеется, его взгляды выражали национально-государственные интересы Соединенных Штатов, становившихся к концу девятнадцатого столетия экономическим гигантом и крупнейшей морской державой. Особое географическое положение США, территория которых омывается тремя океанами, предопределяло и особую роль морского флота в защите ее границ, как и в ее внешнеэкономической и военной экспансии.

В отличие от X. Маккиндера А. Мэхэн считал, что мировой гегемонии можно достичь прежде всего морской мощью, захватив с ее помощью Гавайские, Филиппинские острова, установив господство в Карибском бассейне, Латинской Америке и в Восточной Азии. В связи с этим любопытно отметить, что концепцию "маринизма", т.е. решающей роли морской мощи в истории, ее автор обосновал. на опыте создания в XVII - XVIII вв. британской колониальной империи. Как и Ф. Ратцель, А Мэхэн предвидел неуклонное возрастание значения азиатско-тихоокеанского пространства в мировой политике, чему он посвятил книгу "Проблема Азии и ее воздействие на международную политику". Тем самым идеолог усиления военно-морской мощи США в сущности предварил доктрину преимущественного направления американской экспансии после Второй мировой войны в азиатско-тихоокеанский регион, наиболее воинственным выразителем которой стал генерал Д. Макартур. В свое же время он вдохновил конгресс США на ускоренное создание военно-морского флота, "никому не уступающего первенства''¹⁴⁵.

Оценивая в целом концепции Ф. Ратцеля, Г. Маккиндера, А. Мэхэна, правомерно считать, что они заложили основы современной геополитики. Сам же термин "геополитика", как считается в научной литературе, впервые употребил шведский политолог и государствовед, сторонник политической теории пангерманизма Рудольф Челлен (1864-1922).

В своей работе "Государство как форма жизни", опубликованной в 1911 г., он развил идеи Ф. Ратцеля, определив геополитику в качестве учения о государстве как географическом организме. Но Р. Челлен считал, что геополитика все же отличается от политической географии: "Это наука о государстве как географическом организме, каким он проявляется в пространстве; о государстве как стране, территории или, что более значимо, как империи. Эта политическая наука имеет в качестве постоянного предмета исследований цельное государство, она призвана изучать его глубокую природу, тогда как политическая география наблюдает планету как обитель человеческих сообществ вообще''¹⁴⁶. Вдохновляясь весьма популярной в начале XX. в. теорией социал-дарвинизма, он распространил принципы естественного отбора на международные отношения, где с его точки зрения идет "борьба за выживание" с целью самосохранения государств, проявлением которой стала колонизация.

Апогея в своем развитии школа немецкой геополитики достигла после Первой мировой войны в работах Карла Хаусхофера (1869-1946), который основал "Геополитический журнал". Он придал геополитике значение "практической политики", считая, что направления и границы внешней политики всякого государства прочерчены на географической карте. Пропагандируя идею расширения "жизненного пространства" для Германии, К. Хаусхофер обосновывал ее тем, что плотность немецкого населения превосходит в 5-18 раз плотность "во всех богатых колониями странах". Реализация идеи "жизненного пространства", как считал К. Хаусхофер, требовала воспитания в ее духе немецкого народа.

С приходом к власти Гитлера немецкая геополитика превратилась в Идеологию оправдания нацистской агрессии, от которой К. Хаусхофер пытался откреститься после поражения нацистской Германии во Второй мировой войне.

Отстраненный западными союзниками от преподавания в Мюнхенском университете, он окончил жизнь самоубийством вместе со своей женой.