Формирование многополюсного мира.

Геополитические последствия распада СССР связаны, прежде всего, с превращением биполярного мира в многополюсный мир, в котором все более отчетливо проявляются гегемонистские устремления США.

С окончанием евроцентристского мира европейский и севе­роамерикан­ский экономико-политические центры не прекратили своего существования. Сегодня рядом с ни­ми появились новые центры, с которыми они призваны разде­лить власть и влияние, нести бремя совместного существова­ния со всеми вытекающими отсюда последствиями для всех членов мирового сообщества. В первую очередь следует отметить Японию и новые индустриальные страны, а также Китай и Ин­дию, сохраняющих за собой статус демографических гигантов, что не может не повысить их роль в решении мировых проблем. В области стратегических ресурсов сохраняют свои позиции Ближний Восток и Южная Африка.

Нельзя сбрасывать со счетов Россию и страны СНГ, которые составляют самостоятельный центр силы, спо­собной на равных конкурировать и сотрудничать с остальными центрами. Наличие значительных запасов энергетических ресур­сов и планы их освоения создают предпосылки для превращения Центральной Азии в один из важнейших, с геопо­литической точки зрения, регионов. Поэтому понятно возрастание интереса к этому региону со стороны различ­ных стран мирового сообщества. Усиливающееся в постсоветский период внимание мусульманских стран к Центральной Азии связано не столько с исламским фактором, сколько с конкрет­ными экономическими интересами.

Стабильность и процветание Восточной Азии и Европы, име­ющих ключевое значение для международной безопасности, во многом зависят от доступа к ближневосточной нефти. Такие нефтедобывающие страны исламского мира, как Иран и Саудов­ская Аравия озабочены, прежде всего, появлением новых потен­циальных конкурентов на нефтегазовом рынке в лице центральноазиатских производителей этого сырья. Пакистан и Тур­цию, по-видимому, привлекает географическая близость потен­циальных источников импортных энергоносителей. Для Ирана и Турции немаловажное значение имеют перспективы использо­вания их территорий для транспортировки центральноазиатских нефти и газа на мировые рынки, что сопряжено с немалы­ми экономическими выгодами.

На основании сказанного можно сделать вывод, что восхож­дение многополярного миропорядка с его государственными и не­государственными участниками значительно сузило, если не ис­ключило, возможности сохранения или выдвижения какого-либо одного государства в качестве супердержавы, способной едино­лично контролировать положение в мире.

Мир становится одновременно и более единообразным, и более разнообразным, одни возможности умножаются, другие сокраща­ются. Информационная и телекоммуникационная революции, раздвигающие рамки взаимодействия людей, стран, народов и культур, как во времени, так и в пространстве, способствуют форми­рованию планетарного сознания, расширяя в то же время возмож­ности индивидуального, группового и национального выбора.

Биполярный мир окончательно распался, а новый многопо­лярный мир находится в процессе формирования. В нем может выбрать собственный путь развития каждый народ, каждая страна, каждый отдельно взятый человек. Этот мир предпола­гает национально-государственный, расово-этнический, соци­ально-экономический, социокультурный, религиозный, поли­тический и иные формы плюрализма.

Хотя ни одна из перечисленных выше составляющих мирово­го сообщества в одиночку не в состоянии контролировать форми­рующийся новый мировой порядок, многие из них в отдельнос­ти либо совместно в состоянии отвергать или блокировать диктат со стороны той или иной супердержавы (будь то военной или эко­номической) в отношении других субъектов мировой политики.

Все большее число стран и регионов перестают быть просты­ми статистами в грандиозной геополитической игре традицион­ного “концерта” великих держав или служить пассивной ареной их соперничества за сферы влияния. Они способны самостоятель­но маневрировать и проводить собственную политику, нередко противоречащую стратегии своих бывших патронов.

Теряет смысл ставшее привычным разделение мира на так на­зываемые три мира, само понятие “третий мир”. Что касается новых индустриальных стран, то ряды их с каждым годом рас­тут, делая первых из них фактическими “членами клуба” старых индустриальных стран. Наблюдается тенденция к неуклонному возрастанию веса и влияния малых стран, обладающих серьез­ным научно-техническим и финансовым потенциалом.

Становится все менее подвластным возможному диктату це­лый ряд государств Юга с воинствующими руководителями, до­могающимися новейших систем оружия, которые они могут использовать при любом удобном случае. Все более реальной выглядит перспектива получения целым рядом стран “третьего мира” ядерного оружия. С этой точки зрения, ирако-кувейтская война и вызванная ею “Буря в пустыне”, возможно, в какой-то степени ознаменовали собой в некотором роде новую точку отсчета в истории современного мира. Здесь немаловаж­ным оказался тот факт, что Запад, в целом, и США, в частности, продемонстрировали ограниченность своих возможностей, не су­мев одержать полную победу над Ираком. Хусейн остался у власти. В глазах многих на Ближнем Востоке это выглядело три­умфом иракского лидера.

При биполярном миропорядке границы между двумя блока­ми или полюсами были четкими, жесткими, непроницаемыми. В наше время границы, отделяющие блоки, союзы, регионы, стали более от­крытыми, гибкими и поэтому более проницаемыми. В первом слу­чае существовал ясно очерченный стратегический императив, основанный на балансе сил и взаимного страха. Во второй ситу­ации такой императив, во всяком случае в ясно сформулирован­ной форме, отсутствует. Имеет место переход от ситуации, остав­ляющей жесткий, недвусмысленный выбор одной из двух возможностей по принципу “либо-либо”, к ситуации, дающей мно­жество вариантов выбора, поскольку для большинства стран яв­но увеличился диапазон выбора. Каждая из них может принимать внешнеполитические решения, руководствуясь не соображения­ми своей принадлежности к тому или иному блоку, а исходя из своих реальных национально-государственных интересов.

Однако в силу того, что жесткость международных структур послевоенных десятилетий сменилась подвижностью, опреде­ленность уступила место неопределенности, источник власти и влияния как бы размывается, становится анонимным. В ре­зультате оказывается проблематичной четкая и недвусмыслен­ная идентификация источника угрозы, ее ассоциация с конкрет­ной страной или группой стран.

В полицентрическом миропорядке отношения между много­численными субъектами мировой политики в большей степени, чем раньше, устанав­ливаются по конкретным случаям и поэтому в большей мере под­вержены изменениям. Они менее симметричны и слабее сдерживаются властными прерогативами, официальными ин­станциями и институтами. Часть субъектов при определенных ус­ловиях даже могут обойти требования национальных государств.

Происходит размывание единой оси мирового сообщества, рав­новеликое значение для мировых процессов приобретают разные центры силы, в чем-то самостоятельные и взаимно соперничаю­щие, а в чем-то взаимозависимые. Появление наднациональ­ных субъектов в лице влиятельных международных объедине­ний и организаций, например, транснациональных корпораций, как бы выстраивают социально-политические и экономические процессы по сугубо географическим или территориально-прост­ранственным параметрам, переводя их в некое “внегеографическое” измерение.

Особенность ситуации состоит в том, что субъекты междуна­родных отношений (скажем, участники переговоров) должны иг­рать одновременно в несколько игр, в которые вовлечены различ­ные актёры. В многополярном миропорядке, разумеется, сохраняются отдельные “центры притяжения” в лице, например, США, Японии, Китая, ЕС, России, но внутри самих полюсов нет сколько-нибудь четких разграничительных полос.

В рамках крупных интеграционных объединений или рядом с ними появляются более малочисленные группировки, такие как Группа трех, МЕРКОСУР и другие в Латинской Америке, раз­нообразные “треугольники роста” — Южнокитайская экономи­ческая зона (КНР, Гонконг, Тайвань), Золотой треугольник рос­та (Индонезия, Малайзия, Сингапур), Экономическая зона стран бассейна Японского моря, Индокитайская экономическая зона в Азии и т.д. В Восточно-азиатском регионе самостоятельное значение приобрели или приобретают парные связки великих держав: США-Япония, США-Китай, США-Россия, Япо­ния-Китай, Япония-Россия, Россия-Китай. Это, как от­мечал К.Э. Сорокин, “не военно-политические коалиции недав­него прошлого, когда состав участников был жестко определен и какие-либо отношения с противной стороной квалифициро­вались как измена. Сегодня возможно, например, одновременное участие западноевропейских стран как в ЗЕС, являющимся во­енным отделом ЕС, так и в НАТО, в которой привилегирован­ное место занимают США — лидер соперничающей геополити­ческой зоны — НАФТА (Североамериканская зона свободной торговли. Образована в 1994. Включает США, Канаду, Мексику. ). Еще парадоксальнее ситуация в ЮВА, где целые секторы национальных экономик (Малайзии, Индо­незии) являются одновременно составной частью Большой ки­тайской экономики”.

Речь, в сущности, идет о так называемой модели открытого регионализма, которая особенно последовательно осуществляет­ся в АТР. Ее суть состоит в сочетании развития кооперационных связей и снятия ограничений на движение товаров, капиталов и рабочей силы в пределах региона, постепенного объединения существующих субрегиональных группировок с соблюдением принципов ГАТТ/ВТО, принятием обязательств по отказу от протекционизма, стимулированием внерегиональных экономи­ческих связей.

При таком подходе страна-участница этих организаций не будет иметь каких-либо обязывающих ограничений в своих внешнеэкономических связях с Европой, Ближним Востоком, Се­верной Америкой и другими регионами. Во исполнение этих прин­ципов на IX Генеральной конференции ТЭС (Тихоокеанское Экономическое Содружество) в Сан-Франциско бы­ла принята декларация “Открытый регионализм: тихоокеанская модель для глобального экономического развития”, которую подписала и Россия.

Встреча членов ТЭС в мае 1993 г. в Сеуле также проходила под девизом: “Открытый регионализм: новая ос­нова для глобализма?” Как подчеркивал президент ТЭС Ку, участники этой встречи получили возможность “посмотреть, мо­гут ли текущие тенденции в регионализме быть использова­ны в качестве стартовой площадки для создания мировой эко­номики без государственных границ”.

Как относиться к открытому регионализму? Ответ на данный вопрос непрост и неоднозначен. При близком рассмотрении обнаруживается, что даже в период биполярного миропорядка с двумя господствую­щими блоками решению множества проблем способствовало су­ществование различных взаимопереплетающихся международ­ных и региональных организаций. В этом контексте интерес представляют суждения специалиста по проблемам европейской безопасности   А. Броудхерст. Она, в частности, пришла к выводу, что именно создание множества организаций, а не одной всео­хватывающей, позволило достичь консенсуса, стабильности и мира в послевоенной Европе.

К таким организациям относятся: ЕС, НАТО, ЗЕС и Совет Европы; две военные организа­ции: НАТО и ЗЕС; три паневропейские организации: Со­вет Европы, ОБСЕ, Совет сотрудничества НАТО; две экономические организации — ОЭСР и ЕЭС. По мнению Броудхерст, такая сложная сеть обеспечит участие различных акторов на разных началах, разделение и дублирование труда в много­образных политических ситуациях. Это позволит решить проблему потенциальной и временной изоляции новых и старых госу­дарств с целью предотвращения конфликтов и постоянных тре­ний, а также быстро реагировать на изменяющиеся обстоятель­ства.

Несмотря на наличие постоянных споров, конфликтов и, ка­залось бы, несовместимых интересов сотрудничество прави­тельств европейских и североамериканских стран имело позитив­ный результат, с точки зрения не только предотвращения межгосударственных войн, но и смягчения внутриполитической борьбы в каждой отдельной стране.

В период “холодной войны” на первом плане оказались систем­ные, блоковые интересы, во многом пронизанные идеологичес­ким содержанием. Теперь же на первый план выходят интересы отдельно взятых стран, групп стран, наций, народов и т.д. Но это не возврат к добиполярному или доядерному состоянию. Как можно убедиться в создав­шейся ныне ситуации этот расклад имеет качественно иной ха­рактер по сравнению как с биполярностью периода “холодной вой­ны”, так и с предшествующим ей периодом, когда положение в мировом сообществе определял более или менее постоянный “концерт” довольно узкого круга европейских держав и США.

Качественное отличие нынешней ситуации состоит в том, что число ведущих акторов мировой политики пополнилось за счет новых держав, региональных группировок, международных ор­ганизаций и новейших образований — транснациональных кор­пораций, оказывающих существенное влияние на мировые собы­тия. Новизна ситуации состоит также в том, что внешняя политика почти всех ведущих акторов приобретает многовектор­ную ориентацию во всепланетарном масштабе.

Все это вместе при увеличении проницаемости границ вплоть до превращения их в прозрачные, усилении роли негосударст­венных акторов, способствующих изменению параметров наци­онально-государственного суверенитета, приведет к тому, что бу­дет весьма трудно обеспечить необходимую дисциплину и упорядоченность, а также сколько-нибудь стабильное распределение сил между взаимодействующими друг с другом странами, блоками стран, регионами. На смену характерной для биполяр­ного мирового порядка вертикальной взаимозависимости стран в рамках двух блоков постепенно придут преимущественно го­ризонтальная взаимозависимость стран, диверсификация их по­литики и соответствующие ей открытость и гибкость.

Возникающие на основе экономических приоритетов регио­нальные объединения не будут некими замкнутыми блоками. Это­му будут препятствовать рост экономической взаимозависимос­ти различных регионов и уровень производственной специализации, интересы обеспечения безопасности источни­ков сырья, соображения привлечения иностранных капиталов и т.д. Очевидно, что в этой сфере возникнут новые неопределен­ные моменты, в результате чего конкуренция между различными эко­номическими акторами приобретет более сложный, многоас­пектный характер.

Возможны и желательны так называемые перекрестные со­юзы, когда одно или несколько влиятельных государств будут входить в два или несколько союзов и тем самым выполнять роль связующих звеньев между ними. Очевидно, что с переходом к многополярному мировому порядку увеличится свобода действия если не всех, то большинства акторов, при этом их взаимосвя­зи и взаимодействия станут более неустойчивыми и менее ста­бильными.

При такой ситуации весьма проблематично говорить о возмож­ности сколько-нибудь долговременной конфигурации геополити­ческих сил, которая бы подобно привычной нам биполярной струк­туре определяла политическую ситуацию на международной арене. Можно ожидать, что взаимоотношения между странами, регионами, политико-экономическими или иными блоками стран будут подвержены постоянным изменениям. Другими словами, если при биполярной международной системе блоки, объедине­ния, группировки акторов были как бы заданы раз и навсегда, то при новой многополюсной конфигурации их формирование бу­дет продолжаться без конца.