Перспективы “Большого Турана”.

В идейном плане в Турции исламизму противостоит пан­тюркизм. В 90-х годах XX в. он приобрел более радикальный характер, в частности, на свет появился проект создания “государства великого Турана”, включающего в себя население всех тюркоязычных стран. “Вели­кий Туран” должен объединить балкарцев, карачаевцев, кумыков, ногайцев, чеченцев, ингушей, аварцев, лезгин, т. е. весь Север­ный Кавказ, население государств Центральной Азии (туркмены, узбеки, казахи, киргизы, уйгуры и др.), а также Та­тарию, Башкирию и Якутию. На первых порах турецкие правящие круги предполагали включить в него только Узбекистан и Туркменистан, т.е. создать в Центральной Азии зону пре­имущественного турецкого влияния. Эти идеи усиленно обсуждались в 1992-1994 гг. с лидерами государств Центральной Азии. Например, в 1995 г. в Бишкеке состоялось празднование тысячелетия киргизского эпоса “Манас”, где идеи “Великого Турана” предлагались для обсуждения, но не нашли должной поддержки и понимания. В целом реализо­вать этот далеко идущий план не удалось. Причин тому несколько.

Во-первых, во внутренней политике Турция переживает время неопределенно­сти, которое вызвано запрещением под давлением военных по­пулярной Исламской партии благоденствия. Во-вторых, сохраняется напряженность в ее отношениях с Грецией (обе страны — члены НАТО) из-за Кипра. Это напряжение усилилось после продажи Россией Никосии партии самых современных комплек­сов ракет-перехватчиков, способных поражать даже низко летя­щие цели. В-третьих, в силу ряда причин Турцию не считают полноправным членом Европы и НАТО. Об этом говорит то, что на очередной встрече в верхах в Люксембурге она в очередной раз была “отодвинута в конец длинной очереди” претендентов для вступления в ЕС.

Кроме того, из-за активного участия в играх атлантистов против Ирана и Ирака и вследствие постоянного вмешательства в дела Азербайджана, Армении, Северного Кавказа у Анкары ухудшились отношения с Россией. Особенно когда Турция пред­ложила сценарий создания “санитарного кордона” вокруг Рос­сии из тюркоязычных народов. Сами представители политических элит среднеазиатских государств, получив сравнительно недавно независимость и почувствовав вкус власти, не собираются  делиться ею с кем-либо. Тем более они не желают быть марионетками в руках Турции.

Однако главная причина состоит в том, что Турция кроме демаршей в политической и культурной сферах не может предпринять чего-либо более существенного. Анкара не располагает достаточно мощными экономическими, финансовыми, техниче­скими и другими рычагами для глубокого проникновения в Центральноазиатский регион. Этнический се­паратизм государств Средней Азии в реальной жизни не совме­щается ни с пантюркизмом, ни в целом с панисламизмом.

Как все фундаментальные идеологические системы, и тот, и другой требуют для своего распространения высокого организационного, теоретиче­ского уровня, т. е. системы пропаганды и агитации. Идея пантюркизма требует национального и межнационального единства и массо­вой поддержки. Этническая картина государств Центральной Азии, как и Северного Кавказа, чрезвычайно пестра. Поэтому на практи­ке этнический сепаратизм этих регионов и субрегионов ставит серьезные препятствия на пути распространения радикального ислама и пантюркизма.

Кроме того, Турция вынуждена бросать большие силы (военные, финансовые и др.) на решение внутренних проблем, включая гражданскую войну с курдами, и на противодействие исламскому фундаментализму в самой Турции. По мнению многих наблюдателей, в том числе и в Турции, итоги почти восьмидесятилетней эволюции республиканского режима в стране свидетельствуют о том, что конфликт между государством и исламизмом так и не завершился полной победой светских норм в жизни общества. Более того, пройдя этапы существенных метаморфоз, политиче­ский ислам обрел новый облик, новую силу и влияние, стал, по признанию светских лидеров страны и интеллектуалов, главной угрозой для ее внутрен­ней безопасности и существования как светского государства.

Подобная опасность возникала в стране постепенно, в результате изменений, про­изошедших в религиозной политике светской республиканской власти в 80-е и особенно в 90-е годы XX в. Последовательные и бескомпромиссные сторонни­ки светскости называют эти метаморфозы капитуляцией перед ныне влиятельными и многочисленными активистами политического ислама, прини­мающего подчас весьма радикальные формы.

Нынешний опыт этого противостояния в Турции стал уроком для ее свет­ских кругов, уверовавших первоначально в модель “мягкого” ислама в усло­виях демократизации и европеизации, для тех, кто хотел “приручить” ра­дикальных исламистов, сделать их орудием исполнения своих политиче­ских амбиций внутри страны и националистических – в тюркских государ­ствах. Этот опыт “приручения” исламистов дорого обходится Турции. Не в восторге от итогов “приручения” турецких радикальных исламистов в Ев­ропе. Например, только в Германии проживает около 2,5 млн. турецких эмигрантов. Они так и не стали интегрированной частью европейского общест­ва. Политический ислам в стране подрывает шансы Турции быть принятой в ЕС.