§ 2. Несколько сценариев будущего

Власть знания по О. Тоффлеру. Важным вкладом в политическую прогностику можно считать трилогию известного американского футуролога Олвина Тоффлера – “Футурошок” (1970), “Третья волна” (1980) и “Сдвиг власти: знание, богатство и сила на пороге XXI века” (1990). Книга “Сдвиг власти...” целиком посвящена анализу властных проблем, тем сдвигам, кардинальным изменениям, которые происходят в самой природе власти, ее качестве. В то время как большинство специалистов акцентируют внимание прежде всего на сдвигах в балансе власти на глобальном уровне, О. Тоффлер первостепенное значение придает сдвигам власти, происходящим в самих структурах общества – образовании и здравоохранении, финансах .и бизнесе, средствах массовой информации и коммуникации, а также в тех структурах, которые осуществляют насилие, принуждение опираются на неприкрытую силу. Схема О. Тоффлера основана на том, что в ходе развития общества от доиндустриального к постиндустриальному качественно менялись источники власти: на смену силе пришло богатство, на смену богатству пришло знание.

Власть, основанная на силе или угрозе применения силы, – это власть низшего качества. Она способна лишь на грубое принуждение, физическое воздействие, лишена гибкости, функционально ограничена. Такая власть преобладала в доиндустриальном обществе.

Власть, основанная на богатстве, – это власть среднего качества. В ее распоряжении имеются как негативные, так и позитивные средства регулирования. Насилие, как таковое, не исчезает, но оно принимает видоизмененные, скрытые, законодательно урегулированные формы. Такая власть преобладает в эпоху индустриального общества. “Главная причина, объясняющая, почему корпорации и даже правительства индустриальных обществ значительно реже прибегают к открытому силовому давлению, чем в доиндустриальную эпоху, состоит в том, что найден более совершенный инструмент контроля. Этот инструмент – деньги”³.

Власть, основанная на знаниях, – это власть высшего качества. Она позволяет “достичь искомых целей, минимально расходуя ресурсы власти; убедить людей в их личной заинтересованности в этих целях; превратить противников в союзников”⁴. Кроме того, новое знание постоянно ускоряет экономические процессы в обществе, делая его более динамичным, позволяя экономить один из главнейших ресурсов – время. В противовес прежней философской формуле “Знание– сила” (Ф. Бэкона), О. Тоффлер выдвигает новую формулу: "Знание – капитала" (Knowledge – capital), причем знания и капитал сливаются у него в одно нерасторжимое целое. [c.458] Американский ученый считает, что на пороге XXI в. власть силы изжила себя, хотя можно привести немало примеров ее существования. Власть богатства изживает себя, хотя ресурсы этой власти далеко не исчерпаны. Господствующие позиции – и не только в отдельных странах, но и в мире в целом – начинает занимать власть высшего качества, основанная на знаниях, информации, новых и новейших технологиях. “В водовороте изменений власти кружится знание, воплощенное в новых технологиях”.

Лицо и характер общества все больше определяют быстро совершенствующиеся средства информатики, прежде всего информационные сети, объединяющие сотни и тысячи компьютерных терминалов и представляющие собой сложнейшие пространственно распределенные системы хранения, обработки и передачи разнообразных данных. Информационные сети глубоко воздействуют на экономику: “Знание, поскольку оно сокращает потребность в сырье, рабочей силе, времени и капитале, становится важнейшим ресурсом передовой экономики”. По мере развития экономики, основанной на высоких технологиях, происходят качественные изменения в социальной структуре общества. Важнейшее из них состоит в том, что пролетариат превращается в “когнитариат” (от лат. cognitio – знание, познание), т.е. класс, уровень знаний которого позволяет ему работать со все более сложной и разнообразной информацией, приобретать новые квалификации.

Немаловажное значение приобретает процесс “разбюрократизации” общества и его властных структур. Многие компании заменяют многочисленные бюрократические аппараты информационной системой компьютеризированного управления. Меняется и характер отношений между предпринимателями и менеджерами, между менеджерами и служащими. Принятое в индустриальном производстве разделение персонала на работников умственного и физического труда уходит в прошлое. “Ментальное производство”, новые информационные технологии предполагают высокий уровень образования и квалификации каждого работника.

Однако и в “когнитивном обществе”, где знания, подчинив себе силу и богатство, стали определяющим фактором функционирования власти, не все безоблачно и бесконфликтно. Новые информационные технологии не могут автоматически “улучшить” жизнь общества. Социальная неоднородность не только сохранится, но даже возрастет. В условиях высокой образованности работников, занятых в новых информационных технологиях, происходят болезненные сдвиги власти от тех, кто раньше был монопольным распорядителем информации, к тем, кто таковым не был. [c.459]

И на международной арене у общества, где властвует знание, есть свои противники. Главными из них О. Тоффлер считает религиозные движения фанатического, тоталитаристского толка; группы, которые тяготеют к насильственным методам борьбы за свои идеалы; экстремистские националистические силы и некоторые другие, которые “провоцируют смещение власти в прошлое”.

Особое значение имеет распространение знания в экономически отсталых странах, с помощью которого можно содействовать их прогрессу, культурному и научному развитию.

Несмотря на возможные отступления от общей линии прогресса общества на основе прогресса знаний, в целом, согласно прогнозам этого американского ученого, человечество может вступать в XXI в. с большой долей уверенности в лучшем будущем. Но О. Тоффлер – один из немногих оптимистов. Большинство современных футурологов настроено весьма пессимистично.

Столкновение цивилизаций по С. Хантингтону. Фундаментальная статья профессора С. Хантингтона “Столкновение цивилизаций?”⁵ справедливо оценивается как крупное явление в мировой политической науке. Несмотря на вопросительный знак в ее названии, что, видимо, должно означать некоторое сомнение автора, будет ли столкновение цивилизаций в XXI в., все ее содержание говорит о том, что такое столкновение будет.

С. Хантингтон исходит из того, что в нарождающемся новом мире основным источником конфликтов будет уже не идеология и не экономика, а культура, точнее, разность культур, лежащих в основе разных цивилизаций. Нация-государство останется главным действующим лицом в международных делах, но наиболее значимые конфликты глобальной политики будут разворачиваться между нациями и группами, принадлежащими к разным цивилизациям. Столкновение цивилизаций станет доминирующим фактором мировой политики.

В научной литературе – философской, социологической, исторической – дается много определений цивилизации. Определение, данное Хантингтоном, одно из самых удачных. Определяя цивилизацию как культурную общность наивысшего ранга (следующую ступень составляет уже то, что отличает род человеческий от других видов животных), он предлагает различать в ней две стороны – объективную и субъективную. Объективную сторону цивилизации составляют язык, история, религия, обычаи, институты; субъективную – самоиндентификация людей, т.е. что они сами о себе думают, к какой цивилизации относят. [c.460] В современном мире существуют 7–8 крупных цивилизаций: западная, православно-славянская, исламская, индуистская, конфуцианская, японская, латиноамериканская и, возможно, африканская.

Американский ученый считает, что самые значительные конфликты будущего могут развернуться вдоль линии “разлома” между цивилизациями в силу следующих факторов.

1. Цивилизации несхожи по своей истории, языку, культуре, традициям и, что самое важное, – религиям. Люди разных цивилизаций поразному смотрят на отношения между Богом и человеком, индивидом и группой, гражданином и государством, родителями и детьми, мужем и женой, имеют разные представления о соотносительной значимости прав и обязанностей, свободы и принуждения, равенства и иерархии. Эти различия складывались столетиями и не исчезнут в обозримом будущем. Вернее всего, не исчезнут вообще. Они более фундаментальны, чем различия между политическими идеологиями и политическими режимами.

2. Мир становится более тесным. Взаимодействие между народами разных цивилизаций усиливается. В этом не было бы ничего плохого – даже наоборот, если бы это не приводило к такому росту цивилизационного самосознания, которое культивирует враждебное отношение к представителям иных цивилизаций.

3. Одно из доминирующих социальных явлений конца XX в. – происходящая десекуляризация мира, т.е. возрождение религии после “атеистических” XVII – первой половины XX в. Этот своеобразный “реванш Бога” нередко происходит в форме воинствующих фундаменталистских, непримиримых с другими религиями, движений. Религия разделяет людей еще более резко, чем этническая, национальная принадлежность. Человек может быть полуфранцузом и полуарабом и даже гражданином обоих этих государств. Куда сложнее быть полукатоликом и полумусульманином.

4. Хотя сегодня Запад находится на вершине своего могущества, завтра все может измениться, ибо у незападных стран “достаточно стремления, воли и ресурсов, чтобы придать миру незападный облик”. К тому же во многих незападных странах идет интенсивный процесс девестернизации элит и их возврата к собственным культурным корням.

5. В классовых и идеологических конфликтах ключевым был вопрос: на чьей ты стороне? И человек мог выбирать – на чьей он стороне, а также менять сторону. В конфликте же цивилизаций вопрос ставится иначе: кто ты такой? [c.461] И человек, по общему правилу, не может ни выбирать себе цивилизацию, ни менять ее.

6. Цивилизационный фактор играет все возрастающую роль в процессах региональной экономической интеграции. Так, Европейское сообщество покоится на общих основаниях европейской культуры и западного христианства. Культурно-религиозная схожесть лежит в основе Организации экономического сотрудничества, объединяющей десять неарабских мусульманских стран: Иран, Пакистан, Турцию, Азербайджан, Казахстан, Кнргизстан, Таджикистан, Туркмению, Узбекистан и Афганистан.

Завершая свой впечатляющий анализ основных факторов, ведущих человечество к конфликту цивилизаций, Хантингтон делает следующий вывод: конфликт цивилизаций разворачивается на двух уровнях: на микроуровне и на макроуровне. На микроуровне группы, обитающие вдоль линий разлома между цивилизациями, ведут борьбу, зачастую кровопролитную, за земли и власть друг над другом. На макроуровне страны, относящиеся к разным цивилизациям, соперничают из-за влияния в военной и экономической сфере, борются за контроль над международными организациями и третьими странами, стараясь утвердить собственные политические и религиозные ценности.

Этот общий прогноз Хантингтон уточняет следующим образом:

1) главными осями международной политики могут стать” отношения между Западом и остальным миром; 2) в ближайшем будущем основным очагом конфликтов будут взаимоотношения между Западом и рядом исламско-конфуцианских стран.

Выводы для Запада. С позиций краткосрочной выгоды интересы Запада требуют: укрепления сотрудничества и единства в рамках собственной цивилизации, прежде всего между Европой и Северной Америкой; интеграции в состав Запада стран Восточной Европы и Латинской Америки, чья культура близка к западной; поддержания и расширения сотрудничества с Россией и Японией; предотвращения разрастания локальных межцивилизационных конфликтов в полномасштабные войны между цивилизациями; решения других насущных задач. В долгосрочной перспективе Хантингтон ориентирует Запад на другие критерии. Он предупреждает Запад, что экономическая и военная мощь незападных цивилизаций будет возрастать, а отставание от Запада сокращаться. Западу все больше и больше придется считаться с этими цивилизациями, близкими ему по военной мощи, но весьма отличными по своим ценностям и интересам. Это потребует от Запада не только усилий по поддержанию высокого военного потенциала, но попыток понять фундаментальные религиозные и философские основы незападных цивилизаций. [c.462]

Выводы для России. Ученый считает, что в будущем, когда принадлежность к определенной цивилизации станет основой самоиндентификации людей, страны, в населении которых представлено несколько цивилизационных групп (а Россия в их числе), будут обречены на распад. Единственный для России выход он видит в безоговорочном присоединении к Западу, полном забвении того, что он именует “русским традиционализмом”. Хантингтон прямо предупреждает: “Если русские, перестав быть марксистами, не примут либеральную демократию и начнут вести себя как россияне, а не как западные люди, отношения между Россией и Западом опять могут стать отдаленными и враждебными”.

Что можно сказать по этому поводу? Конечно, России нет никакого смысла – ни в близкой, ни в отдаленной перспективе – возрождать враждебные отношения с Западом. Напротив, надо настойчиво искать и находить пути дальнейшего укрепления хороших отношений с Западом. Но почему для этого русские и россияне вообще должны стать обязательно похожими на западных людей, отказавшись тем самым от своих самобытных цивилизационных корней?

Сторонники евразийства – оригинального историке-культурного и социально-философского направления, существовавшего в 20-е гг. XX столетия в интеллектуальных кругах русского зарубежья – говорили не только о государственном, но и о межцивилизационном единстве России. Известный русский поэт-символист, глубокий знаток западной и русской духовной культуры А. Белый считал, что “Пушкин и Лермонтов гармонически сочетали Запад с Востоком”. И не исключено, что в назревающем конфликте цивилизаций, о котором пишет С. Хантингтон, России предстоит сыграть роль великой миротворческой силы.

Проблема “конца истории” по Ф. Фукуяме. Статья Ф. Фукуямы “Конец истории?” приобрела широкую международную известность, была переведена на многие языки⁶. Если изложить ее идейное и концептуальное содержание, то оно заключается в следующем. В конце XX в. во всемирной истории произошло фундаментальное изменение – Запад, основанный на принципах экономического и политического либерализма, одержал неоспоримую победу – сначала над остатками абсолютизма, затем над фашизмом и коммунизмом. Даже коммунистический Китай, представляющий величайшую и старейшую в Азии культуру, не избежал воздействия западной либеральной идеи, о чем свидетельствуют реформы Дэн Сяопина. [c.463] Казалось бы. Запад может, наконец, вздохнуть спокойно: у него не осталось никаких серьезных противников или, как иначе выражается Фукуяма, “никаких жизнеспособных альтернатив”. Но это – “Пиррова победа”, т.е. победа, оборачивающаяся поражением. Оказывается, что победа либерализма означает “конец истории как таковой, завершение идеологической эволюции человечества и универсализации западной либеральной демократии как окончательной формы правления”.

Надо отдать должное американскому политологу: он никак не претендует на авторство в отношении самой идеи “конца истории”. Он прямо ссылается на Гегеля, который еще в 1806 г. видел в поражении, нанесенном Наполеоном Прусской монархии, победу идеалов Французской революции и надвигающуюся универсализацию государства, воплощающего принципы свободы и равенства: “все разумное становится действительным, а все действительное разумным”.

Выдвигая свою версию “конца истории”, Фукуяма оговаривается: либерализм победил пока только в сфере идей, сознания; в реальном, материальном мире до победы еще далеко. Однако он уверен, что именно этот, идеальный мир и определит в конечном счете мир материальный. Он даже полагает, что для конца истории нет необходимости, чтобы либеральными были все общества. Вполне достаточно, чтобы были забыты идеологические претензии на иные, более высокие формы общежития.

Ф. Фукуяма говорит о важном дефекте общества рыночной экономики – его бездуховности. Он признает, что многие, особенно религиозно настроенные люди, “глубоко несчастны от безличия и духовной пустоты либеральных потребительских обществ”. Но из этого не следует ни то, что религия может стать перспективой постлиберального развития, ни то, что этот дефект либерализма устраним политическими средствами.

Общий вывод автора пессимистичен. “Конец истории печален. Борьба за признание, готовность рисковать жизнью ради чисто абстрактной цели, идеологическая борьба, требующая отваги, воображения и идеализма, – вместо всего этого – экономический расчет, бесконечные технические проблемы, забота об экологии и удовлетворение изощренных запросов потребителя. В постисторический период нет ни искусства, ни философии; есть лишь тщательно оберегаемый музей человеческой истории. Быть может, именно эта перспектива многовековой скуки вынудит историю взять еще один, новый старт?”

В статье Фукуямы есть спорные мысли. К их числу можно отнести, например, прогноз о том, что “большая часть третьего мира будет оставаться на задворках истории”, хотя несколькими страницами ранее он иронизирует по поводу того, как “легко забывают, сколь унылым казалось политическое будущее Азии всего десять или пятнадцать лет назад”. [c.464]

Нельзя согласиться и с его утверждением о том, что германский и японский фашизм “был уничтожен силой американского оружия”. Роль СССР в разгроме фашизма – общепризнанна. Нельзя согласиться и с тем, что “международная жизнь в той части мира, которая достигла конца истории, в гораздо большей степени занята экономикой, а не политикой или военной стратегией”. Это было неверно и тогда, когда писалась статья. Это неверно и сейчас, когда США активно поддерживают процесс расширения НАТО на Восток, вплотную к границам России. Если же последнее утверждение Ф. Фукуямы посчитать политическим прогнозом, то он не оправдался.

Для современной России статья Ф. Фукуямы принципиально важна в следующем отношении: если в западной части мира наступил или наступает “конец истории”, застой во всех сферах общественной жизни, кроме экономической, то спрашивается, так ли уж нужно России вступать в эту застойную жизнь – из своего застоя в чужой? Не лучше ли последовать примеру Японии, Южной Кореи или современного Китая, которые убедительно демонстрируют возможность использования новейших западных технологий при опоре на свои национальные и культурные традиции? Ведь при таком варианте многое получается лучше, чем на Западе.

Значение феномена западнизма по А.А. Зиновьеву. Имя Александра Зиновьева – ученого (философа-логика) и социального писателя широко известно как в России (ранее – в СССР), так и на Западе. Впервые он заявил о себе как острый критик коммунизма в книге “Зияющие высоты” в 1976 г. и вскоре был вынужден выехать из СССР и поселиться в ФРГ. В серии книг, выпущенных на Западе в 80-е гг., он еще более развил критику коммунизма (например, “Коммунизм как реальность”, за которую получил престижную премию Алексиса де Токвиля) и начавшейся “перестройки” (“Горбачевизм”, “Катастройка” и др.).

В книгах 90-х гг. – последние из них, вышедшие на русском языке, – “Запад. Феномен западнизма” (1995) и “Глобальный человейник” (1997) – содержится нелицеприятная критика Запада, в частности, его политических структур и политической практики. На Западе эта критика была воспринята с явной неприязнью.

Как это ни парадоксально, А. Зиновьев – не антикоммунист, о чем он сам неоднократно говорил и раньше, и теперь, и не антизападнист. Он просто объективный ученый, старающийся беспристрастно, с позиций логики, здравого смысла исследовать социальную жизнь, порядки разных политических систем.

Прежде всего, он обращает внимание на то, что до сих пор социальный строй западных стран определяется как капитализм по его экономической основе и как демократия по его политической системе. И считает, что это определение не соответствует реальности. [c.465] Не соответствует не в том смысле, что на Западе уже нет капитализма и демократии, – они там есть в изобилии, – а в том, что реальный социальный строй западных стран не сводится ни к капитализму, ни к демократии. Последние явления приняли на Западе такой вид и заняли такое место, что считать их определяющими признаками общественного устройства – значит игнорировать его реальную сущность и ориентировать на идеологически тенденциозное и потому ложное его понимание.

Действительный социальный строй западных стран А. Зиновьев называет “западнизмом”, а его характерные черты видит в следующем. В сфере социально-экономической западнизм стремится к созданию гарантированных должностей и доходов для представителей тех видов деятельности, которые не являются непосредственными производителями материальных ценностей и услуг, и к усилению частного предпринимательства как самого эффективного средства принуждения людей к трудовой деятельности и повышения ее производительности.

В сфере социально-политической западнизм стремится к усилению недемократического аспекта системы власти и управления, к усилению роли государственности, к превращению демократии в средство манипулирования массами и в камуфляж для тоталитарного аспекта.

Недемократическая тенденция проявляется и в планах объединения человечества в “глобальное сообщество” с единым “мировым правительством”. Составители и пропагандисты этих планов исходят из следующих основных предпосылок: 1) глобальные проблемы (от загрязнения окружающей среды до борьбы с терроризмом и наркомафией) можно решить лишь совместными усилиями всех стран; 2) складывается мировая экономика, ломающая границы национальных государств и влияющая решающим образом на их экономику; 3) мир уже опутан сетью международных объединений и учреждений, сплачивающих человечество в единое целое; 4) осуществилась глобализация средств массовой информации, сложилась международная система производства, распределения и потребления информации; 5) складывается единая мировая культура.

Все вроде было верно, пишет Зиновьев. Но почти все авторы и пропагандисты этих планов предпочитают игнорировать тот факт, что идея глобального общества есть идея мироустройства по западному, американскому образцу. Стратегическая цель западнизации всего остального мира заключается в том, чтобы включить большинство стран в сферу своего влияния, но не в роли равноправных и равномощиых партнеров, а в роли сателлитов или, лучше сказать, колоний нового типа.

Под стать стратегической цели и тактика западнизации, которая предполагает меры такого рода. Дискредитировать основные атрибуты общественного устройства западнизируемой страны. [c.466] Способствовать кризису экономики, государственного аппарата и идеологии. Раскалывать население страны на враждующие группы, подкупать интеллектуальную элиту и привилегированные слои. Заражать население пороками западного общества, изображая пороки как добродетели. Оказывать экономическую помощь западнизируемой стране в той мере, в какой это способствует разрушению ее экономики, порождает в ней паразитизм и создает Западу репутацию бескорыстного спасителя. В целом западнизация планеты ведет к тому, что в мире не остается никаких “точек роста”, из которых могло бы вырасти что-то способное к новой форме эволюции, отличной от эволюции на базе западнизма.

Геостратегия для Евразии по 3. Бжезинскому. Справедливость оценок западнизма, его глобальных целей, определенных А. Зиновьевым, подтверждает только что опубликованная книга видного американского политического деятеля 3. Бжезинского “Великая шахматная доска. Господство Америки и его геостратегические императивы”.

Российской общественности хорошо известно имя этого американского политика и ученого-политолога, постоянного в своем чувстве неприязни к нашей стране. Подобно древнеримскому цензору Катону, который, согласно преданию, любую тему своего выступления в сенате непременно заканчивал фразой: “А кроме того, я полагаю, что Карфаген не должен существовать” (Cetrum censeo Carthaginem esse delendam), Бжезинский во всех своих масштабных и политически острых исследованиях главные стрелы направляет против нашей страны. Раньше он выступал против СССР и слыл одним из самых непримиримых и авторитетных антисоветчиков. Теперь, когда президенты России и США Б.Н. Ельцин и Б. Клинтон называют себя друзьями, а Россия и США, судя по официальным заявлениям и документам, уже не конфронтанты, а партнеры по общему делу создания и поддержания демократических, справедливых, основанных не на силе, а на праве, международных отношений, – теперь, казалось бы, Збигнев Бжезинский мог поумерить свою неприязнь к России. Ничуть не бывало.

Бжезинский не романтик-идеалист и не политик, работающий на публику. Он трезвый реалист и жесткий прагматик. Для него хорошо только то, что хорошо для США, что соответствует интересам этой страны и возвышает ее над остальным миром. Красной нитью через книгу Бжезинского проходит мысль о необходимости “лидерства США в глобальном масштабе”, о роли Америки как “единственной свехдержавы” современного мира в четырех ключевых областях – военной, экономической, технической и культурной, которые и придают ей глобальный политический вес. [c.467]

Вместе с тем он предупреждает американцев о том, что есть один суперконтинент, потенциальная мощь которого в целом превосходит мощь США. Это – Евразия, на которую приходится 75% населения Земли, 60% внутреннего валового продукта, 75% энергетических ресурсов. Она играет роль мировой оси. И та держава, которая станет Здесь доминирующей, будет оказывать решающее влияние в двух из трех наиболее развитых в экономическом плане регионах планеты – Западной Европе и Восточной Азии, а в политическом отношении будет почти автоматически контролировать развитие событий на Ближнем Востоке и в Африке.

Западный фланг Евразии, где экономически и политически главенствуют Германия и Франция, союзники США по НАТО, не очень беспокоит американского стратега, хотя он указывает на то, что появление более интегрированной Европы может отрицательным образом сказаться на американских, интересах и на возможный рост европейского национализма.

Восточный фланг Евразии, где главной державой является Китай, (Япония не в счет – ее Бжезинский называет “американским протекторатом”; не в счет и Индия, но по другой причине – она демократическая в западном смысле страна и не имеет политической поддержки, которую ранее получала от СССР), беспокоит американского политолога больше. Но он считает, что, несмотря на определенные экономические успехи, Китай останется относительно бедной страной. Это позволит США установить с Китаем стратегическое сотрудничество, которое послужит “как бы восточным якорем для развертывания американского присутствия в Евразии”.

Главным потенциальным соперником США, по мнению 3. Бжезинского, остается Россия, которая, обладает самой большой территорией в мире, простирающейся на десять временных поясов и значительно превосходящей американскую, китайскую или европейскую. 3. Бжезинский предлагает на месте Российской Федерации как целостного государства учредить политически децентрализованную конфедерацию, состоящую из европейской России, Сибирской республики и Дальневосточной республики.

Можно было бы сказать: взыграла-таки кровь польского шляхтича, помнящего о трех разделах Польши, в которых принимала участие и Россия. Но, надо полагать, у Бжезинского все обстоит гораздо серьезнее. Он продолжает бояться Россию – уже не советскую сверхдержаву, а современную Россию, резко ослабленную и экономически, и политически. Для него Россия -– “политическая черная дыра”⁷, а с “черной дырой”, как известно из современных научных представлений, шутки плохи: затягивает все. даже время и пространство подвластны ей. [c.468]

Поэтому Бжезинский планирует накрепко привязать европейскую Россию к Западу, придвинув НАТО непосредственно к ее границам, а азиатские части бывшей России опутать стратегическими интересами США. Но в любом случае – удастся США расчленить Россию на конфедеративные образования или нет – следует позаботиться об укреплении жизнеспособности всех новых независимых постсоветских государств – Украины, Азербайджана, Узбекистана, других государств Средней Азии, чтобы они смогли сдерживать “любые, все еще сохранившиеся имперские поползновения России”. .

Странная все-таки геополитическая логика у г-на Бжезинского! Хотя, может быть, и не странная, если учесть, что на мировой шахматной доске он играет и за белых, и за черных, добиваясь того, чтобы на доске остался один король, Его Король – Соединенные Штаты Америки, – а остальные фигуры были бы повержены, пешки же, как, собственно, им и положено, были у его ног.

История знает немало претендентов на обладание миром. И она обнаруживает такую закономерность: когда какая-либо держава начинает открыто претендовать на мировое господство и проводить соответствующую политику, все другие страны, или по крайней мере их большая часть, начинают противодействовать этому. Природа политического не терпит мирового лидерства и мирового господства.