Проблема северных территорий в российско-японских отношениях

150 лет назад 7 февраля 1855 года в Симоде был подписан Трактат о торговле и границах, в котором была определена граница между Россией и Японией (она прошла между Урупом и Итурупом). В настоящее же время территориальный вопрос уверенно стоит на повестке дня. В формулировке российско-японского Плана действий, принятого президентом В.В. Путиным и премьер-министром Дз. Коидзуми 10.01.2003, он звучит так: «активизировать переговоры в целях скорейшего выхода на решение еще остающихся проблем, исходя из понимания того, что Совместная декларация СССР и Японии 1956 года, Токийская декларация о российско-японских отношениях 1993 года, Иркутское заявление Президента Российской Федерации и Премьер-министра Японии о дальнейшем продолжении переговоров по проблеме мирного договора 2001 года и другие договоренности составляют базу для переговоров с целью заключения мирного договора путем решения вопроса о принадлежности островов и достижения таким образом полной нормализации двусторонних отношений. Обе страны подтверждают, что при проведении переговоров весьма важно поддержание в российско-японских отношениях атмосферы взаимопонимания, доверия и широкого взаимовыгодного сотрудничества по различным направлениям» (Раздел 2. Переговоры по мирному договору: «Преодолеть трудное наследие прошлого и открыть новые горизонты широкого российско-японского партнерства»). Наличие территориальной проблемы вряд ли позволяет говорить о «беспрецедентном в своей истории уровне» отношений между странами.

Разумеется, российско-японские отношения в политической области определяются не только нерешенной территориальной проблемой, которая де-факто возникла по окончании Второй мировой войны, но и динамикой ее решения. А «динамика» эта по мнению многих экспертов достаточно неутешительна. Усугубляет ситуацию невнятная официальная позиция России в отношении того, как в стратегическом плане должна решаться территориальная проблема, и бескомпромиссная позиция Японии, которая требует «возвращения четырех островов» (островов Хабомаи, Шикотан, Кунашир и Итуруп), невзирая на ряд объективных факторов, ставящих под большое сомнение обоснованность таких притязаний. В последнее время по вопросу территорий обострились отношения Японии с Китаем и Кореями, что увеличивает пропасть между Россией и Японией, поскольку России выгодно вести дела со странами-соседями, с которыми у нее нет территориальных проблем, а деловая активность китайцев и корейцев в дальневосточных регионах России во многом определяет вектор развития данного региона.

Эти и ряд других причин позволяют некоторым специалистам говорить о системном кризисе российско-японских отношений, правда, завуалированном дипломатической риторикой с обеих сторон, поскольку никто из московских и токийских чиновников не желает признавать промахи своей дипломатии. Несомненно то, что одна из функций в работе дипломатов – нивелировать шероховатости в отношениях между странами во имя позитивной динамики их развития. Но никак нельзя переходить грань, за которой «черное» выдается за «белое«.

Сегодня в российском обществе Япония не воспринимается как «враг», хотя, например, в Сахалинской области есть политические силы, активно использующие территориальный спор для нагнетания страстей. В России отношение к Японии двоякое. С одной стороны существует устойчивый интерес к японской культуре (поэзия, икэбана, оригами, чайная церемония, манга, анимэ и др.), спорту (дзюдо, каратэ, айкидо, кэндо и др.), языку, кухне, достижениям науки, техники, медицины. В России огромное количество общественных организаций, ориентированных на Японию. С другой стороны у Японии к России есть территориальные претензии, причины которых многие граждане России просто не понимают и поэтому реагируют на них крайне негативно. Так и не была решена задача «активизировать усилия по разъяснению общественному мнению своих стран важности заключения мирного договора». Созданные для этого общественно-бюрократические организации – Российский комитет XXI века (председатель – Ю.М. Лужков) и российско-японский Совет мудрецов (сопредседатель российской части – Ю.М. Лужков) – как не приступили к «разъяснению», так, видимо, уже и не приступят. Кабинет министров Японии 06.01.1981 принял решение в ознаменование заключения Трактата о торговле и границах (г. Симода, 1855 г.) считать 7 февраля «днем Северных территорий». Япония также практикует выпуск политических карт, на которых южные Курильские острова окрашены в цвет Японии. А России от СССР достался «день всенародного торжества» – 3 сентября – «Праздник Победы над Японией» (Указ Президиума ВС СССР от 02.09.1945). Сахалинской областной думе этого оказалось мало и она призывает Государственную Думу вписать в федеральный закон «О днях воинской славы (победных днях) России» (№32-ФЗ от 13.03.1995) день 3 сентября как «день победы над милитаристской Японией». Но у Государственной Думы иные планы: в принятом в первом чтении законопроекте о памятных датах России 3 сентября назван «днем солидарности в борьбе с терроризмом». Представляется более конструктивным учредить межгосударственный «день российско-японской дружбы», что безусловно было бы поддержано общественностью двух стран.

Сегодня Москва и Токио оказались неспособными решать территориальную проблему. С российской стороны слышатся рассуждения о целесообразности поездки президента В.В. Путина в Японию в юбилейный год 150-летия установления межгосударственных отношений только в случае наличия пакета документов. Дата встречи на высшем уровне неизвестна, но должна быть определена в ходе визита в Японию главы МИДа России С.В. Лаврова 30–31 мая 2005 года. Как бы в ответ на переносы визита президента России, премьер-министр Дз. Коидзуми ставил под сомнение свой приезд в Россию на празднование 60-летия победы над фашизмом. Наверняка дипломаты нивелируют все эти «шероховатости», в конечном итоге визит японского премьер министра в Москву уже состоялся, но есть более серьезные сходства между Москвой и Токио, имеющие далеко идущие последствия.

1. И в России, и в Японии углубляются проблемы с соседними государствами. Но если в первом случае причина этому – внешняя политика Москвы, отсутствие политической воли и понимания важности формулирования стратегических внешнеполитических и внешнеэкономических целей, то во втором – оторванная от реальности политика «твердости и решительности» в отношении соседей, проводимая правящей Либерально-демократической партией во главе с Дз. Коидзуми.

2. Тенденции таковы, что и в России, и в Японии усиливаются националистические настроения. Но если Япония страна законопослушных граждан, которые никогда не преступят черту между порядком и хаосом у себя дома, то для России победа националистических сил может оказаться просто фатальной. Недаром уже сейчас в России началась явная и скрытая бескомпромиссная борьба за 2008 год.

3. Но самое важное сходство между двумя странами – все увеличивающийся отрыв власти, формулирующей и реализующей внешнеполитические доктрины, от общества, весьма далекого от личностных, групповых и клановых интересов партийной «элиты». В марте 2005 года на пресс-конференции по случаю утверждения бюджета премьер-министр Дз. Коидзуми заявил: «Я совершенно не считаю, что Япония потеряла доверие своих соседей, ведь наши отношения с Южной Кореей, Китаем и Россией успешно развивается». Но уже в апреле в Китае и Южной Корее начались погромы японских магазинов и избиения подвернувшихся под руку экстремистам японцев.

Вышеизложенное позволяет сделать следующие выводы в плане российско-японских отношений.

1. России необходимо четко сформулировать свою позицию по мирному договору с Японией: каким образом Россия готова решать территориальную проблему.

Если признавать действенность Совместной российско-японской декларации 1956 года, то надо говорить о том, что после подписания мирного договора с Японией острова Хабомаи и Шикотан перейдут Японии через оговоренные в мирном договоре сроки. При этом нужно решать две серьезные пропагандистские задачи: во-первых, разъяснять российской общественности необходимость следования Россией нормам международного права и выполнения взятых на себя обязательств советской эпохи по 9 пункту Декларации 1956 года и, во-вторых, разъяснять японской общественности правильность данной позиции России. Все аргументы для этого имеются. Российский и японский народы достаточно мудры для того, чтобы принять такой вариант решения проблемы.

Доминирующая в России альтернатива вышеуказанному варианту единственна. Если во главу угла ставить не саму Декларацию 1956 года, а памятные записки правительства СССР правительству Японии от 27.01.1960 и правительства Японии правительству СССР от 05.02.1960, фактически дезавуирующие пункт 9 Декларации 1956 года, то российская сторона получает «право» отстаивать статус-кво в территориальном вопросе. С формальной точки зрения мирный договор может включать в себя любое решение территориальной проблемы. Если Япония не собирается заключать мирной договор с Россией на условиях Декларации 1956 года, то Россия, исходя из нежелания Японии следовать Декларации 1956 года, может не утруждать себя обязательствами по передаче Японии островов Хабомаи и Шикотан. Именно эта позиция, в частности, была ключевой на заседании экспертного совета Комитета Совета Федерации по международным делам, состоявшемся 30.03.2005. Россия и Япония по-разному понимают «историческую справедливость». Если Япония, исходя из своих «понятий», считает оправданной свою агрессию против Китая и Кореи, то Россия, исходя из своих «понятий», говорит о том, что силовой захват Советской армией в августе-сентябре 1945 года Курильских островов также исторически обоснован и не подлежит никакой ревизии.

Следует отметить следующее. Если Россия будет буквально следовать Совместной советско-японской декларации 1956 года, то передача островов Хабомаи и Шикотан окажется делом только России и Японии. Если исходить из «возвращения» Японии «северных территорий» (т.е. южных Курильских островов), то это может расцениваться как пересмотр итогов Второй мировой войны. Поскольку именно в Сан-Францисском мирном договоре 1951 года Япония отказалось «от всех прав, правооснований и претензий на Курильские острова и на ту часть острова Сахалин и прилегающих к нему островов, суверенитет над которыми Япония приобрела по Портсмутскому договору от 5 сентября 1905 года».

Претензии Японии на Южные Курилы, а, возможно, и другие Курильские острова и Южный Сахалин, зафиксированы в резолюции Палаты представителей японского парламента «Об ускорении развития японо-российских связей в свете 150-летия установления межгосударственных отношений» (22.02.2005). Даже МИД России, всегда вяло реагирующее на выступления японской стороны по вопросу «северных территорий», в своем комментарии от 24.02.2005 признает: «К сожалению, в принятом документе японская сторона в очередной раз увязывает активизацию развития двусторонних отношений с решением проблемы территориального размежевания на своих условиях. Более того, используются такие формулировки, смысл которых можно трактовать не иначе как расширение сферы японских притязаний к России в дополнение к уже имеющимся и неприемлемым для нас территориальным требованиям». В последний раз аналогичная резолюция Палаты представителей японского парламента «Об ускорении решения проблемы Северных территорий» была принята 10 лет тому назад (08.06.1995). Япония продемонстрировала то, что согласие между партиями в японском парламенте важнее, чем российско-японские договоренности последнего десятилетия, в которых «северные территории» определяются как «четыре острова».

России необходимо четко заявить о том, что ни при каких условиях острова Кунашир и Итуруп не будут переданы или проданы Японии. У России существуют формальные обязательства по Декларации 1956 года в отношении островов Хабомаи и Шикотан, но отдавать Кунашир и Итуруп ни СССР, ни Россия никогда не обещали. В документах последнего времени говорится о том, чтобы продолжать переговоры по мирному договору с тем, чтобы выработать мирный договор «путем решения вопроса о принадлежности островов Итуруп, Кунашир, Шикотан и Хабомаи». России пора уже определиться: кому принадлежат вышеуказанные острова сейчас и кому могут принадлежать в будущем. Прошло достаточно времени, чтобы Россия смогла ответить на этот вопрос себе и Японии. Впрочем, в российских официальных текстах говорится о «решении вопроса о принадлежности» островов, тогда как в тех же самых японских официальных текстах часто используется другой оборот: «решить проблему, касающуюся возвращения» островов. В этот «лингвистический» вопрос тоже желательно внести ясность.

При нынешней власти в Японии, когда премьер-министр Дз. Коидзуми занимает «жесткую» позицию по территориальным вопросам в отношении Китая, Кореи и России, поддерживает вторжение армии США в Ирак без резолюции ООН (а Япония стремится занять место в СБ ООН), создает почву для пересмотра и переписывания истории в учебниках японских школ в сторону смягчения негативных оценок военной агрессии Императорской Японии, ожидать каких-либо позитивных сдвигов в решении территориального спора между Россией и Японией, безусловно, не приходится. Однако отсутствие четкой позиции российской стороны во многом провоцирует наступательность Токио. Национальные интересы России в отношении Японии должны быть ясно сформулированы и доведены до сведения японской стороны. Тогда в Японии рассеются иллюзии по поводу того, что Россия вдруг проявит «слабость» и согласится на японский вариант решения территориального спора. Именно отсутствие однозначной позиции у официальной России, в отличие от Японии, есть признак слабости отечественной государственной политики в отношении Японии. Заяви позицию, аргументируй и последовательно придерживайся ее, и тогда японские политики, занимающие «жесткую» позицию, потеряют точку опоры.

При нынешней власти в России ожидать появления четко сформулированной позиции по отношению к территориальным притязаниям Японии также не приходится. Складывается впечатление о том, что президента В.В. Путина беспокоит не столько Япония, сколько проблемы внутри страны. Внутренняя политика на укрепление вертикали власти себя не оправдывает, попытки сформировать в России «гражданское общество» оказались явно неудачными, отстраненные от власти бывшие «элиты» затаились и ждут своего часа, непродуманные реформы вновь приводят к резкому обострению социальной напряженности, коррумпированность чиновников всех уровней дискредитирует действующую власть, крупный, средний и малый бизнес не видят в политике Кремля никаких для себя реальных улучшений, цены растут, инфляция превышает запланированную, возрастает разрыв между богатыми и бедными, активизируются и структурируются оппозиционные силы, Кремль начал поиск «врагов» не только среди террористов. И этот негатив проявляется на фоне бешеных цен на нефть и роста отчислений в стабилизационный фонд. Россия встала на путь, который ведет к кризису в государстве и смене привыкшего к сытой жизни за постъельцинский период путинского окружения. Внутренняя опасность для действующей власти очевидна.

Все, что мешает развитию отношений между странами и народами, должно быть ликвидировано. Это профессиональный долг политиков и дипломатов. Окончательное решение территориального спора между Россией и Японией, которое должно получить одобрение российской и японской общественности, в конечном счете выгодно обеим сторонам. К нему надо стремиться. Оно должно основываться на действующих договоренностях и обязательствах сторон. В выступлении президента России на совместной пресс-конференции по итогам встречи с премьер-министром Японии Ё. Мори 25 марта 2001 года (г. Иркутск) В.В. Путин сказал: «Что касается пункта 9 Декларации, касающегося как раз судьбы островов Шикотан и Хабомаи, то для его единообразного понимания необходима дополнительная работа экспертов двух государств». Необходимо наконец привлечь этих экспертов и начать двусторонние согласования.

Положение, при котором Япония и Россия более чем через полвека после окончания войны не имеют мирного договора, трудно признать нормальным. Однако дипломатические отношения между нашими странами восстановлены уже более сорока лет назад и развиваются с переменным успехом, но явно не худшим образом. Договор же не был заключен, потому что до последнего времени японская сторона жестко увязывала свое согласие с решением так называемого «территориального вопроса», существование которого советская сторона многие десятилетия просто отказывалась признать.

Воздержавшись от категоричных суждений относительно справедливости или несправедливости территориальных претензий Японии, можно отметить, что эту проблему должен рассматривать Международный суд. Именно он полностью компетентен разрешать такого рода споры, не урегулированные в двустороннем порядке, а его решения в равной степени обязательны для обеих сторон. Известно, что Япония ни разу не пыталась прибегнуть к его услугам, хотя официально заявляла не только об исторических, но и юридических правах на спорные территории. Мотивы этого, полагаю, очевидны: не имея гарантий, что спор будет разрешен в их пользу, лидеры Японии решили уберечь себя от возможной «потери лица» в случае неуспеха, потому что, как и в вопросе о постоянном членстве в СБ ООН, на карту поставлена национальная гордость страны и персонально ее элиты. Интересно, что Я. Накасонэ и его окружение не отвергают этот вариант, так что если бы Япония смогла добиться стопроцентной гарантии успеха, территориальный спор, наверно, решался бы в Гааге, а не в Москве и Токио.

Единственной надеждой Японии было и остается «политическое решение», т.е. получение согласия на передачу территорий на тех или иных условиях напрямую от российского руководства. И здесь Токио как минимум три раза имел шанс добиться успеха.

Первый раз – во время переговоров 1956 г., когда премьер-министр И. Хатояма как политик популистского типа сосредоточил все усилия на восстановлении дипломатических отношений любой ценой, а его министр иностранных дел М. Сигэмицу как дипломат считал главной целью мирный договор и ради этого готов был пойти на существенное смягчение японских условий.

Хатояма получил искомое, но Сигэмицу потерпел неудачу, поскольку политическая близорукость Н. Хрущева и Д. Шепилова и недооценка ими внутриполитических факторов, воздействовавших на позицию японских представителей, не позволили им оценить меру уступок, на которые решились их партнеры.

Второй раз, при М. Горбачеве, японцы могли фактически «купить» острова, как это произошло с воссоединением Германии и признанием Республики Корея. Персональная дипломатия Я. Накасонэ, С. Абэ, И. Одзавы и И. Суэцугу, шедшая в обход традиционных дипломатических каналов и ориентированная на М. Горбачева и А. Яковлева, могла принести гораздо большие результаты, если бы не обструкционистская позиция консервативного истеблишмента, обвинявшего их в безответственности, предательстве национальных интересов и едва ли не в государственной измене.

Наконец, некое политическое решение могло быть достигнуто во время октябрьского визита в Токио Б. Ельцина в 1993 г., пока Россия находилась в шоке после того, как президент успешно «преодолел длительную политическую конфронтацию» с парламентом (формулировка японской Голубой книги по внешней политике за 1993 г.).

Создается впечатление, что Токио ожидал от М. Горбачева односторонних уступок, а когда он не привез с собой никакого «сувенира», вовсе разочаровался в дальнейших попытках договориться с Москвой. Б. Ельцин активно использовал «курильскую карту» против М. Горбачева во время их политического противостояния в 1990–1991 гг., но затем сам перешел к активной «дипломатии да», воплощением которой стал А. Козырев. В 1993 г. момент снова был упущен из-за негибкости Токио.

Позиция японского истеблишмента в 1985–1995 гг. определялась убеждением, что в улучшении и развитии отношений заинтересована прежде всего Россия, а потому она должна заплатить за это соответствующую цену. Руководство Японии, дипломаты, ученые, аналитики в течение всего этого времени полагали, что ради «японских денег», будь то инвестиции, технологии или гуманитарная помощь, российские руководители готовы на все. Но то, что было верно или по крайней мере могло сработать в один период, стало неприменимым в другом.

Очевидно, что Япония просто не в состоянии «влить» в российскую экономику столько денег, чтобы они смогли радикально исправить или вообще хоть сколько-нибудь заметно улучшить положение, зависящее прежде всего от внутренних факторов. А ради суммы, которую Япония могла бы реально предложить, ни один российский руководитель не пойдет на передачу спорных территорий, равносильную политическому самоубийству в условиях жесткого противостояния «всех со всеми». В условиях пребывания на посту премьер-министра России Е. Примакова (кстати, немало сделавшего для улучшения отношений с Японией при М. Горбачеве) это было совершенно очевидно.

Первым из японских лидеров последних лет правильно оценил ситуацию Р. Хасимото: он понял, что внутриполитические проблемы в связи с будущим договором стоят не только перед японским премьером, но и перед российским президентом, а потому договор должен быть представлен как взаимовыгодный обмен, а не односторонняя уступка. Хотя откровенно негативный «образ России» в японских СМИ не переменился к лучшему (он до сих пор невыгодно отличается от «образа Японии» в российских СМИ, как государственных, так и частных), позиция МИД с вступлением в должность Ю. Икэды претерпела существенные изменения.

Официальные документы, включая Белые и Голубые книги по внешней политике, стали уделять отношениям с Россией заметно больше внимания, а содержание их стало более конструктивным. Новый «евразийский» курс Хасимото выразился также в активизации отношений с бывшими союзными республиками Средней Азии.

Как и при прежних переговорах с советским руководством, большую роль сыграла персональная дипломатия. Результатом «встреч без галстуков» Хасимото и Ельцина в Красноярске (ноябрь 1997 г.) и Кавано (март 1998 г.) стала договоренность приложить все усилия для заключения долгожданного договора к 2000 г., чтобы не «тащить» эту проблему в новое столетие. Договоренность была подкреплена серией встреч министров и заместителей министров иностранных дел, а также визитом К. Обути в Москву в ноябре 1998 г. уже в качестве премьер-министра. Японская дипломатия наконец-то проявила способность идти на разумные уступки, прежде всего в вопросе очередности решений: порядок «территории – договор», явно неприемлемый для России, видимо, будет заменен на «договор – территории». Однако пока говорить о договоре еще рано.

В российско-японских отношениях последних лет несомненно возросла роль китайского фактора. Долгие годы КНР благожелательно рассматривалась Японией как безусловный противник СССР и противовес «советской угрозе», т.е. как если не союзник, то по крайней мере меньшее из двух зол. Но распад СССР и сокращение российского военного присутствия на Дальнем Востоке и в АТР в целом в сочетании с мощным экономическим прогрессом Китая и ростом его военной мощи изменили баланс сил в регионе в его пользу. Более того, Москва и Пекин не только покончили с враждой прошлых лет, но и объявили о переходе к стратегическому партнерству.

Теперь Японии приходится считаться с союзом России и Китая, которые в отдельных вопросах могут выступить против нее единым блоком. Поэтому японские лидеры предпочитают не злить континентального гиганта, неизменно подчеркивая, что считают Тайвань частью КНР и не поддерживают политику «двух Китаев», как об этом заявил Р. Хасимото во время обсуждения в парламенте новых Основных направлений японо-американского военного сотрудничества.

Голубая книга по внешней политике 1997 г. уделила Китаю и отношениям с ним особенно много внимания, специально подчеркнув, что «стабильные отношения между Японией, США и КНР жизненно важны для мира и стабильности в АТР». Россия в этот официальный перечень почему-то не попала, но наиболее дальновидные японские аналитики прекрасно понимают, что без нее не обойтись.

Иными словами, повышение статуса Японии в ООН и заключение мирного договора с Россией являются наиболее трудными и ответственными задачами, которые стоят сегодня перед японской дипломатией. Несмотря на многосторонний и многоаспектный характер обеих проблем, их успешное решение зависит прежде всего от самой Японии – ее политиков и дипломатов, а также общественных деятелей, аналитиков и журналистов, чью роль не следует преуменьшать. Обладает ли она «здесь и теперь» потенциалом, необходимым для достижения желаемого результата, покажет будущее.