«Старый» и «новый» регионализм

Прежде чем разграничить эти две понятия, введем некоторые базовые определения. Проблема определения региона и регионализма возникла в академической литературе в конце 1960-х – начале 1970-х годов, но результат еще не обладает высокой степенью ясности. Однако попытаемся сделать некоторые обобщения. Прежде всего, регионализм – это политика государства, направленная на сближение политических и экономических отношений в том или ином регионе. Иными словами, регионализм – это государственная «интеграционная политика». В противоположность этому, «регионализация» – это процесс, включающий серьезную «неформальную компоненту», а именно структур, возникающих в рамках гражданского общества, социальных институтов, и формирующихся в условиях географической, социальной или даже культурной близости. Иными словами, если регионализм – это процесс «интеграции сверху», близкий к понятию интернационализации, в то время как регионализация – это процесс «интеграции снизу», или транснационализация межстрановых отношений.

Схожая дихотомия наблюдается и в случае «старого» и «нового» регионализма. «Новый регионализм» представляет собой вторую волну регионализма, взявшую старт примерно в 1980-е годы. «Новый регионализм» – это выражение многополюсного мирового порядка, интеграционный феномен, распространяющийся по всему миру, содержание которого – экономическая взаимозависимость, больший вес позитивной интеграции (т.е. политического участия), культурная и коммуникативная гомогенность (более высокая степень регионализации), что в конечном итоге может привести к формированию региональной идентичности. Формирование последней – наивысшая степень региональной интеграции, финальный пункт в оригинальной шкале региональной интеграции, разработанной Хеттне. В этом отношении Европейский Союз представляет собой парадигматический пример.

«Старый» регионализм сформировался в условиях биполярного контекста Холодной войны, и формировался «сверху» (одним из двух блоков) в 1960-е годы. Упадок гегемонии США, окончание холодной войны, а также усиление веса Азиатско-Тихоокеанского региона как результат его успешного экономического развития, а также переориентация стратегий экономического развития в странах третьего мира привели к появлению более децентрализованной международной экономической системы. Это, в свою очередь, стимулировало развитие автономии регионов и сделало их доминантными субъектами мировой политики. Регионализм был также усилен процессами демократизации и новой позицией многих стран в отношении сотрудничества на международном уровне. Именно это сформировало «новый регионализм», берущий начало в 1980-е годы.

Выводы: В заключении стоит отметить, что интеграционные процессы являются многомерным и сложным явлением, как бы ускользающим от анализа и не поддающимся единой и окончательной типологизации. Поэтому та или иная модель региональной (субрегиональной) интеграции, во-первых,, не может быть механически перенесена на (ни в теоретическом, ни тем более в практическом плане) на другой, даже очень похожий регион, но с иными социокультурными и экономическими особенностями и традициями.

Во-вторых, стихийно возникнув в какой-либо сфере взаимодействия международных акторов, интеграция может и не иметь последствий в других сферах, более того, она может обратиться вспять или даже смениться противоположным процессом, если не будет подкреплена соответствующими политическими мероприятиями, создающими благоприятные предпосылки условия ее реализации и формирующими институциональные основы ее дальнейшего продвижения. Наконец, в –третьих, вряд ли корректно рассматривать интеграционные тенденции как процессы, определяющие существо международных отношений, а тем более пытаться судить о будущем этих отношений. Причина состоит в том, что существо международных отношений определяется не только сотрудничеством, но и конфликтами, в том числе такими, которые приводят в дезинтеграции ранен единых политических единиц.