logo
N_Nartov_-_Geopolitika

5.1. Идея пассионарности л.Н. Гумилева

Жизнь свела Л.Н. Гумилева и П.Н. Савицкого в 1966 г., Л. Гумилев приехал на археологический конгресс в Прагу. Последние евра­зийцы — П.Н. Савицкий и Г.В. Вернадский внимательно следили за публикациями Л.Н. Гумилева и очень высоко оценивали его идеи, носящие концептуальный характер. Савицкий не раз под­черкивал «всеобъемлющий кругозор» Гумилева. Г.В. Вернадский отмечал, что в работах Гумилева очень существенно то, что он подходит к проблемам становления и развития этносов в плоско­сти естественной, а не гуманитарной науки. В 1970 г. в письме к Льву Николаевичу Г.В. Вернадский подчеркивает:

Вижу, что Вы все обобщаете, развиваете и углубляете Ваши столь важные изучения понятий «этнос», «ландшафт» и т.д. на фоне био­сферы. Все это дает большой толчок мысли1.

О каком же «большом толчке мысли» писал Вернадский? В самом сжатом виде его можно сформулировать как «понятие пассионарности». Этого понятия не знали Савицкий, Трубецкой, Вернадский. Их евразийская концепция была синтезом ис­тории и географии (геополитики), а доктрина Л.Н. Гумилева опиралась на выводы истории, географии и естествознания. По этому поводу Гумилев говорил, что Георгию Владимировичу Вернадскому как историку очень не хватало усвоения идей своего отца2 (академика В.И. Вернадского). Это замечание признавал Г.В. Вернадский и писал:

Я, конечно, приветствую, что он (Гумилев) принимает постановку проблемы «биосферы» моим отцом ... сюда надо добавить и «ноосферу3.

Именно пассионарные толчки определили ритмы Евразии, полагал Гумилев. Они обусловили приоритет тех или иных сил в разные периоды формирования единого мегаконтинента — Евразии. Особенно четко сформулированы эти идеи в его статье «Горе от иллюзий». Он утверждает, что

Можно, конечно, продолжать считать, будто история определяется социально-экономическими интересами и сознательными решениями. Но... в жизни человеческой нет ничего более нестабильного, чем со­циальное положение...

Но никакими усилиями и желаниями не может человек сменить свою этническую принадлежность... Не заставляет ли это предполо­жить, что в недрах многообразной этнической стихии человечества со­крыты глобальные и объективные закономерности исторических про­цессов?4

Итак, Л.Н. Гумилев считает, что отличия одного этноса от другого определяются не «способом производства», «культурой» или «уровнем образования». Этносы отличаются друг от друга сгереотипами поведения, которые человек усваивает в первые месяцы жизни от родителей, сверстников, а затем использует всю жизнь. В этносе в отличие от общества работают не сознательные решения, а ощущения и условные рефлексы. Этнос, каждый человек приспосабливается к географической и этнической среде.

Но чтобы по-новому приспособиться к окружению (особенно новому окружению), а тем более создать этнос, нужна какая-то потенциальная энергия, нужны силы. В этом-то, подчеркива­ет Гумилев, «сердцевина новизны пассионарной теории этногенеза». Она связывается со способностью людей «поглощать био­химическую энергию живого вещества биосферы», откры­тую В.И. Вернадским. Способности разных людей поглощать эту энергию различны. Гумилев предлагает классифицировать всех людей по этому признаку на три типа: наибольшее число людей располагает этой энергией в количестве, достаточном, чтобы удовлетворить потребности, диктуемые инстинктом самосохра­нения. Эти люди (их чаще всего называют гармоничными) рабо­тают, чтобы жить — никаких иных потребностей у них не воз­никает. Однако есть определенное число персон, наделенных «экстремальной энергетикой». Этот избыток Л.Н. Гумилев на­звал пассионарностью (пассия — страсть). Если пассионарности больше, чем требуется для спокойной жизни, человек пассионарный живет, чтобы работать ради своей идеальной цели. Если пассионарности у человека меньше, чем необходимо для обыч­ной жизни, индивид, называемый субпасионарием, живет, что­бы не работать, и ориентируется на потребление за счет других людей.

В каждом этносе соотношение людей разных типов меняется со временем. Суммируясь, пассионарность индивидов образует пассионарность на популяционном уровне. Биологической нор­мой организма считается приспособление ради воспроизводства потомства. Значит, популяция, воспроизводящая биохимиче­скую энергию на уровне нормы, является неагрессивным, впол­не довольным в жизни этносом. Но если в такой популяции появляется определенное число пассионариев, то поведение этноса меняется. Избыток энергии на что-то должен быть истрачен. Он может быть истрачен на какие-либо социальные идеи или дос­тижение определенных материальных, политических и других целей.

Л.Н. Гумилев утверждает, что стремясь к своему идеалу, лю­ди пассионарные часто жертвуют своей жизнью ради других, но ради достижения своих практических целей перестраивают саму этническую систему, меняют ее стереотипы поведения и цели развития.

Когда же лидеры-пассионарии, их потомки оказываются уничтоженными (в войнах, на кострах инквизиции, в концлаге­рях, взаимоистреблениями), то вновь виден трудолюбивый народ, довольный своей жизнью. От момента пассионарного толч­ка (появления первых пассионариев в спокойной популяции) до возвращения в новое состояние равновесия — гомеостаз — проходит около 1200 — 1500 лет. За это время пассионарность вна­чале устойчиво растет — фаза подъема, когда структура этниче­ской системы постоянно усложняется, из разрозненных субъек­тов (сословий) возникает единый новый этнос. Когда пассио­нарность достигает вершины, создается единый этнический мир — суперэтнос, состоящий из отдельных, близких друг другу по поведению и культуре этносов. Вся последующая этническая история связана с обратным процессом — разрушением создавшегося суперэтноса вследствие спада пассионарности.

Спад пассионарности предопределен тем, что энергичных пассионарных людей с каждым поколением становится все меньше, а социальная система, созданная ими, не успевает за этими переменами, так как более инерционна, чем природная среда. И в фазе надлома этноса систему приходится постоянно перестраивать, приспосабливая к ухудшающимся условиям. Если этот процесс заканчивается благополучно, этнос имеет шанс дожить до следующей фазы этногенеза — инерционной. В этой фазе пассионарность убывает медленно и плавно, люди наслаждаются материальными и культурными благами. Но когда пассионарность падает ниже критической точки, то обманчивое благополучие гибнет от рук собственных пассионариев, этнос исчезает, а отдельные люди либо ассимилируются, врастая в но­вые этносы, либо остаются в виде этнических реликтов.

Самые тяжелые моменты в жизни этноса (в жизни людей) — это смены фаз этногенеза, фазовые переходы. Фазовый переход — это кризис, связанный с изменением уровня пассионарности, с психологической ломкой стереотипов поведения ради приспособления к ювой фазе. Необходимо знать, что любой процесс этногенеза может Быть насильственно оборван извне (агрессии, эпидемии и т.д.).

Может ли все человечество слиться в один гигантский суперэтнос, где будут торжествовать общечеловеческие ценности? Гумилев полагает, что пока существуют разные уровни пассионарного напряжения в уже имеющихся суперэтносах, пока сущест­вуют различные ландшафты Земли, требующие специфического приспособления в каждом отдельном случае, такое слияние ма­ловероятно и торжество общечеловеческих ценностей, к сча­стью, — лишь очередная утопия. Если это слияние произойдет, товосторжествуют не «общечеловеческие ценности», а этниче­ская доминанта какого-то конкретного суперэтноса5.

В геополитической научной мысли сложилось убеждение, что Л.Н. Гумилев в своей теории этногенеза и этнических циклов продолжает линию «органического» подхода и отчасти «географического детерминизма», лежащую в основе геополити­ки Ф. Ратцела, Г. Челлена, К. Хаусхофера и т.д.6 Вряд ли можно полностью согласиться с таким категорическим утверждением, значительно сужающим методологию Гумилева. Из анализа тру­дов ученого можно сделать вывод, что это был, хотя и спорный, но совершенно оригинальный подход к проблемам этногенеза и становления государственности великороссов. По мнению Гу­милева, великороссы представляют особый этнос, сложившийся под мощным воздействием пассионарного толчка, на основе тюркско-славянского слияния. Подобный тезис — своего рода обоснование русского контроля над землями, населенными тюркскими этносами. Этот сплав этносов мог образоваться как симбиоз, порожденный специфическим сочетанием Леса и Сте­пи. Тесный союз Леса и Степи предопределил сущность циви­лизации, культуры, стереотипов поведения великороссов. Этносы имеют системную природу. Гумилев пишет:

Это значит, что в основе этносов лежит не похожесть особей, его составляющих, а связи, цементирующие коллектив и простирающиеся на природные особенности населяемого данным коллективом ланд­шафта7.

Как влияет тот или иной ландшафт, или «место развития», на формирование этносов? На этот вопрос русский ученый от­вечает:

Степные просторы... всегда были удобны для развития скотовод­ства. Поэтому в Восточную Европу переселялись азиатские кочевни­ки... Они вступали в военные и хозяйственные кок акты со славянами, хозяйство которых базировалось на лесных массивах. Однако кочевое хозяйство не может существовать вне связи с земледельческими, по­тому что обмен продуктами одинаково важен для обеих сторон. По­этому мы наблюдаем... постоянные примеры симбиоза8.

Гумилев выделяет три основные формы контактов этносов: симбиоз, ксения и химера. Симбиоз — сочетание этносов, при котором каждый занимает свою экологическую нишу, свой ландшафт, полностью сохраняя свое национальное своеобразие. При симбиозе этносы взаимодействуют друг с другом и взаимно обогащаются. Он повышает жизненные возможности народов, делает могущественными страны.

Ксения — сочетание, при котором один этнос — «гость», вкра­пление в теле другого. «Гость» живет изолированно, не нарушая этнической системы «хозяина». Присутствие ксений безвредно для вмещающего этноса. Но когда «гость» начинает утрачивать свою изолированность, он чаще всего превращается в химеру.

Химера — соединение несоединимого. Она возникает, если два этноса, принадлежащих к суперэтносам с отрицательной взаимной комплементарностью (несовместимостью ценностей), живут перемешавшись, пронизывая друг друга. В этих случаях неизбежны кровь и разрушения, гибель одного или обоих этносов. Процесс распада этносов может длиться 150—200 и более лет9.

Экономико-географическое единство региона, в котором сочетаются зональные и азональные (речные долины) ландшафты, развивает дальше свою мысль Гумилев, — определяло необходимость создания целостной системы, где части не противостоят друг другу, а дополняют одна другую. Он ссылается на исследование востоковеда А.Ю. Якубовского (1886—1953), который писал:

Русская буржуазная историография... на сумела заметить того факта, что для отношений между русскими княжествами и половецкой степью более характерными и нормальными являются не война и на­беги, а интенсивный товарообмен10.

Русская земля в XIIв. была вместилищем многих этносов, но славяне были ведущим, наиболее инициативным этносом, восприимчивым к византийской культуре. Они могли успешно противостоять другим этносам — более агрессивным, но и с бо­лее низким уровнем культуры. Шло соперничество и между сла­вянскими субэтносами, например, киево-волынского и чернигово-северского. Инициаторами междоусобиц были не князья-рюриковичи, а их окружающие, которые боролись за власть в гвоем княжестве и за власть в других княжествах Руси. Таким образом, Русь и завоеванная Степь составляли вXIIв. единое, хотя и не централизованное государство, находящееся вXIIIв. в состоянии глубокого кризиса11. При постоянном взаимодейст­вии «истории природы и истории людей»: Леса и Степи, где ру­сичи выступали как представители Леса, который не только кормил, давал материал для сооружения жилищ и поселений («деревня» — «дерево»), но и позволял укрыться от конницы неприятеля. Степь, которая кормила кочевников, давала место для огромной массы людей. В этой связи представляет большой интерес научно-исторический, геополитический анализ пробле­мы соотношения Леса и Степи в романе Дмитрия Балашова «Младший сын». Там, в частности, есть такое рассуждение:

Восток безмерен. Он бесконечен, как песок... Запад вседневен Города, городки... А там (Восток) — море. Тьма там. Тысячелетия. Без имен, без лиц.

Оттуда исходит дух силы. Закручивает столбом и несет, и рушит все на своем пути, и вздымает народы, словно сухой песок, и уносит с собой...

Это смерч. Пройдет, и на месте городов — холмы, и дворцы по­вержены в прах, и. иссохли арыки, и ворон каркает над черепами вла­дык, и караваны идут по иному пути...

И из пустоты, из тишины.степей исходят тьмы и тьмы и катятся по земле, [неостановимые, как само время...

Это смерч. Сгустившийся воздух. Дух силы. Сгустившаяся пустота степей 12.

И, безусловно, при столкновении этносов Леса и Степи ме­няется социальная и этническая психология, мотивы поведения и цели.

Время, научно-технический прогресс и другие факторы, безус­ловно, наложили отпечаток не только на внешний облик этносов, проживающих в Евразии. Они внесли существенные коррективы в их менталитет. Но тем не менее силы влияния «места развития» воздействуют на жителей этого ареала до сих пор.